Андрей Воронин - Однажды преступив закон (Инкассатор)

Внутри прозвучала заливистая музыкальная трель, и почти сразу же, к огромному удивлению Юрия, послышались торопливые шаркающие шаги.

- Вернулась, - услышал он сквозь дверь невнятное бормотание и с трудом узнал голос Самойлова. Голос этот дрожал, язык господина литератора заметно заплетался, и на короткий миг Юрий ощутил к Георгиевскому кавалеру что-то вроде брезгливой жалости.

- Наконец-то! Я тут с ума схожу, идиоты какие-то домофон оборвали-Залязгали отпираемые замки, забренчала откинутая цепочка, дверь распахнулась, и Юрий увидел Самойлова. Вид у лауреата был растерзанный, галстук съехал куда-то за правое ухо, рубашка расстегнулась, обнажив потное безволосое пузо, остатки волос на голове лохмотьями свисали по сторонам, а совершенно пьяные, налитые кровью глаза страшновато косили. Некоторое время Самойлов тупо разглядывал Юрия, держась одной рукой за дверной косяк и пьяно шлепая слюнявыми губами, потом тряхнул головой, очевидно пытаясь хоть немного сфокусироваться, и отступил в сторону, с трудом удерживая равновесие.

- Ты? - едва ворочая языком, выговорил он. - Какого черта? Впрочем, з-заходи. Выпьем с горя, где же кружка.., добрая старушка.., драная подушка.., подружка.., потаскушка... Ушла, шлюха трехкопеечная! - взревел он вдруг, ударил кулаком в середину огромного зеркала, висевшего в прихожей, каким-то образом промахнулся, потерял равновесие и с шумом обрушился на паркет. - О, простонал он, лежа посреди прихожей и не делая попытки подняться, - о-о-о!

Юрий запер за собой дверь, спрятал пистолет в карман, положил монтировку на подзеркальную тумбу и для начала обошел квартиру, стараясь не думать о том, что это та самая золотая клетка, в которой на протяжении последних месяцев жила Таня - спала, ела, читала, смотрела телевизор, пила коньяк и развлекала своего "спонсора", того самого слизняка, что распластался сейчас на полу в прихожей, оглашая квартиру пьяными слезливыми стонами. Убедившись, что посторонних в квартире нет, он вернулся к Самойлову и без лишних церемоний перевернул его на спину. Литератор попытался приподнять голову, чтобы посмотреть, кто это нарушает его траур, но тут же бессильно уронил ее, ударившись затылком о паркет. - О-о-о!.. - простонал он снова. Юрий присел на корточки и придирчиво осмотрел Георгиевского кавалера с фасада, держа руки немного на отлете, как военный хирург, готовящийся к операции в полевых условиях. Как ни странно, лицо господина писателя не пострадало - на нем не было ни единой царапинки, через которую отравленная кровь этого индивидуума могла бы просочиться наружу и попасть на кожу Юрия. Дышать вблизи господина литератора было нечем: воздух вокруг его головы был так густо насыщен парами алкоголя, словно где-то рядом какой-то маньяк кипятил на огромном костре двадцативедерную бочку спирта. Разговаривать с ним, когда он находился в подобном состоянии, было бесполезно: убедившись, что в дверь звонила не Таня, он благополучно отключился и теперь был способен только на нечленораздельное бормотание.

Юрий взял писателя под мышки и волоком потащил в ванную. Когда он пинком распахнул дверь, автоматически включился свет. Точечные светильники, расположенные по периметру потолка, сияли, как маленькие матовые солнца, не давая теней и позволяя в полной мере оценить роскошь убранства.

- О! - воскликнул Юрий. - Джаккузи! Это хорошо.

Он перевалил тучное тело через край фарфоровой чаши, выполненной в форме слегка изогнутого овала, и до упора открутил кран холодной воды. Тугие ледяные струи ударили в Самойлова со всех сторон, безжалостно трепля его жирные бока и ляжки. Он вздрогнул, хрюкнул и повернулся на бок, ненароком подставив физиономию под пенящуюся струю. Он трижды судорожно хватанул бьющую, как из брандспойта, воду широко разинутым ртом, и Юрий уже испугался, что лауреат утонет прямо у него на глазах, но тот вдруг сел, вцепившись руками в края ванны и жадно глотая воздух.

- Га, - сказал Георгиевский кавалер, - а-га!.. Он перегнулся через край ванны, и его вырвало прямо на мраморный пол. Успевший отскочить к двери Юрий брезгливо поморщился и торопливо закурил, чтобы перебить кислую вонь рвоты.

- Это чего? - тупо спросил Самойлов, продолжая сидеть в ванне и безотчетно ерзая по ее дну в безуспешных попытках уклониться от тугих ледяных струй.

- Это ванна, - пояснил Юрий. - Ты уже очухался?

- Чего это? - повторил Аркадий Игнатьевич. Он попытался встать, но поскользнулся и с громким плеском вернулся в ледяную купель. Его зубы начали мелко постукивать, и Юрий, сжалившись, перекрыл воду.