Николай Омелин - Разбойничья Слуда. Книга 1. Река

– Ну, поехали, если надо.

Через час они уже были на Смильском. Анна, как только лодка причалила, выпрыгнула на берег и направилась к тому месту, где когда-то была баня.

– Коль, лопату возьми! – крикнула она на ходу.

Николай подошел к Анне, изумленно глядя, как та ходила вокруг заросших остатков сруба. Увидев Николая, подошла к нему и взяла лопату. Кравцов минут пять смотрел на то, как она пыталась копать рядом со срубом.

– Давай я, – предложил он. – Надеюсь, что быстрее дело пойдет.

– Тут копай, – еле слышно проговорила Анна.

Земля рядом со срубом плохо поддавалась из-за большого количества камней. Но всё-таки через некоторое время лопата уткнулась во что-то металлическое, издав характерный звук. Он обкопал появившийся предмет и вытащил из ямы.

Им оказался небольшой металлический ящик размерами с кирпич и обмотанный в несколько рядов проволокой.

– Дай-ка я, – Анна склонилась над ящиком и бережно вытерла травой.

Она внимательно рассмотрела его, после чего размотала проволоку. Дверка ящика немного приоткрылась. Откинув ее полностью, Анна достала оттуда небольшой сверток. Похоже, что найденное ее не очень-то удивило. Она аккуратно развернула ставшую от времени хрупкой клеенку и увидела тетрадь. Бережно взяла ее в руки и присела на прибрежный камень.

Кравцов уже давно не удивлялся поведению Анны, но сегодняшнее событие уж очень удивило его. Он стоял у выкопанной ямы и смотрел на Анну, которая, еле шевеля губами, не отрываясь, читала тетрадь.

«Надо же, без очков читает», – ни с того ни с чего подумал он.

– Я чувствовала, что крестик матушка мне не зря оставила перед смертью… Не зря… – со стороны казалось, что Анна разговаривала сама с собой, не замечая присутствия Кравцова. – А Ваня, когда-то обратил внимание, что на стене знак похожий на крестик был вырезан.

Она немного помолчала и продолжила:

– Вы столько раз здесь были и не подумали о том… У нас же фотография такая была.

– Я когда сюда первый раз попал, никакой бани уже не было. Крыша провалилась, а несколько верхних ярусов похоже на дрова раскатали, – Кравцов начинал что-то понимать. – Про то, что Ваня здесь фотографировался, он мне говорил, а про крест на стене не было разговору.

– Столько лет прошло… Так и не поняла бы ничего, если бы сегодня во сне не увидела эту баню и фотографию… Все крестики вместе… – она похоже сейчас никого не слышала кроме себя. – Ну, да что уж теперь…

Анна сидела и неотрывно смотрела на тетрадь. Потом очнувшись от раздумий, снова заговорила:

– Ваня смерть свою нашел… из-за него проклятого, доченька моя, Машенька, с мужем на пожаре сгорели… сынок уехал в Америку счастья искать, да и пропал… ни одного письма, у бабки сестра родная с детьми и внуками от рук фашистских смерть приняла. Уверена, что и мама моя жила бы дольше, если бы не оно. Да и судя по всему, родной брат бабки моей… Семён, тоже не своей смертью помер… И я сиротой не росла бы, – негромко проговорила она, закончив читать.

– Чего? – что-то из услышанного ему было понятно, а часть он совсем не понял.

– А сколько людей, что богатства хотели легкого, из-за золота этого полегло… Пашка тот же… Так-то вот… дядя Коля, – договорила Анна.

Посмотрев на плохо чего понимающего Кравцова, протянула ему пожелтевшую от времени тетрадь. Сама же встала, еще раз взглянула на него и обняла. С минуту постояв, слегка оттолкнула Кравцова и медленно пошла по берегу реки.

1899—1909 года

Маша не помнила своих родителей. Ей было три года, когда в деревне, что в двадцати верстах от Вологды, случился пожар. Родители тушили барскую конюшню, да так оттуда живыми и не вышли. Крыша обвалилась раньше, чем они выскочили, выгоняя последнего скакуна. Их со старшей сестрой забрала к себе в город тетка, родная сестра матери Марии, у которой и самой было трое детей. Таисья Селиверстова тянула всю семью, работая поварихой в трактире при железнодорожном вокзале в Вологде.

Муж ее зарабатывал частным извозом, днями колеся на бричке по вологодским улочкам, то и пропивал со своими собутыльниками. Иногда, правда, Таисье удавалось вытащить что-то у него из кармана до того, как деньги исчезнут в винном водовороте. Но это случалось крайне редко, и прибавкой к семейному бюджету можно было не считать.

Ей одной прокормить всех было не просто. А потому, когда в одна тысяча девятьсот шестом году Марии исполнилось десять лет, ее вместе с сестрой тетка определила мыть посуду в том же кабаке, где сама же Таисья и работала. Платили всего ничего, но кормили, и, то ладно. В питейное заведение всё больше захаживали мужики не работающие, перебивавшиеся разовыми заработками, а то и вовсе промышлявшие воровским делом. Контингент их постоянно обновлялся. Кто куда девался мало кого волновало. Толи сам представился, или порешили свои же дружки. Или в тюрьму, аль на каторгу сослали. Всё одно, пропал, и забыли. Будто и не было никогда.