– Ладно, ступай. Хлеба вон возьми домой. Резаный в ларь положи, да не забудь накрыть, чтоб не зачерствел… И не болтайся нигде, я поздно сегодня буду, – тетка иногда таскала с трактира какую-либо еду и хлеб. А в качестве оправдания и на вопросы мужа отвечала:
– Не краду, а что оплачено мужиками, да не надкусано и оставлено, прибираю… Для порядку.
Дождавшись, когда Таисья выйдет в зал, Маша достала банку из помойного ведра, вынула из нее сверток и засунула его под пальто. А чтобы снаружи он слишком не торчал, она немного согнулась и даже наклонилась вперед. «Хлеб же ещё», – вспомнила она, и сунув его под свободную руку, пошла домой.
Через полчаса хлеб уже лежал дома в небольшом ушатике, который хозяин почему-то называл ларем. Дома играли теткины дети, и на приход Маши особого внимания не обратили. Да оно и не нужно ей было сейчас. Главное, как ей казалось, нужно куда-то припрятать сверток, что лежал за пазухой пальто. Он был тяжеловат, и если бы не подпоясанное кушаком пальтецо, она вряд ли смогла его держать там так долго.
Она сделала всё так, как сказал дядя Витя. Вышла на улицу, пересекла двор и, забежав в сарай, запихнула сверток под сундук, что стоял в углу. Выйдя на улицу, остановилась, и облегченно вздохнула:
– Всё, – и погодя добавила: – Слава богу!
Она привычно перекрестилась и пошла в дом.
1911 год
Июль одна тысяча девятьсот одиннадцатого года выдался отнюдь не летним. Лето казалось и не начиналось. Каждый день дул северный ветер, и постоянно шел дождь. Мария уже не работала у тетки в трактире, а помогала жене местного торговца управляться с детьми. Благодаря тому, что помимо прилежности и внимательности к детям, она по здешним меркам, хорошо читала, умела неплохо считать и аккуратно писала, то хозяин решил еще и сэкономить на обучении деток своих. «Пусть Марья их начальному письму обучит, а если толк будет, тогда и отдам учиться», – рассудил он по-своему, узнав о ее способностях.
О Витьке к тому времени стали забывать. Тетка давно не донимала Марию расспросами о случае, когда исчез Витек, а Маша, которая поначалу думала, что он вот-вот придет, тоже успокоилась. Содержимое свертка ее не интересовало, чтобы достать и развернуть его. Как-то подумав о том, она покраснела, прогнала те мысли прочь и более к ним не возвращалась. Лишь однажды за все это время она вытаскивала его из-под сундука, да и то только для того, чтобы убедиться, что он в целости и сохранности.
Книжки были для нее второй жизнью. Она читала их взахлеб. Любые, какие ей доводилось заполучить. Ей несказанно повезло, что у соседского паренька отец был дворником во дворе, где была городская библиотека. И благодаря этому она не испытывала в них нужды. Книги для его сына дворнику давала библиотекарша, свято верующая в то, что образование нужно всем, и что образовывать должен каждый, кто сам грамоте обучен и всеми возможными способами. Петька, конечно же, не говорил отцу, что дает Марии книжки. Ему было приятно это делать, а как отнесется к этому отец, он не знал.
– Привет, красавица, – раздался за спиной Марии знакомый голос. – Я вот на лавочке сижу, смотрю, какая красавица идет! Идет, и меня не признает. Была девчушка, а стала вон какая девица!
«Витек? – У Марии заколотилось сердце, и румянец непроизвольно залил ее щеки. – Неужели вернулся?».
– Ой, Витёк, – тихо вымолвила она поворачиваясь. – Ой, простите, дядя Витя! А я иду и не вижу же вас.
– Ну, не видишь, так смотри, – он поднялся с лавки и выпрямился.
Перед ней стоял красивый молодой мужчина, в дорогом сером костюме, и белой с желтой каймой летней шляпе. Носки его черных ботинок были начищены до такой степени, что в них отражалось солнце, появившееся на небе также неожиданно, как и хозяин ботинок. Как и раньше приветливо улыбаясь, Виктор шагнул ей навстречу.
– Вот я и вернулся, как обещал, – он слегка погладил черные усы и снял шляпу. – За тобой приехал. Учиться поедем…
– А к морю? – не дала ему договорить Мария.
– К морю и поедем… учиться. Таисья-то где? Я в трактир заходил, не было ее там.
– Так она намедни в деревню поехала, младшенький ее с сестрой в деревне летом. Да и приболел чего-то там. Вот она и уехала.
– Одна ты, что ли на хозяйстве осталась?
– Не, отчим, да сестра его с дочкой. Они с деревни то приехали, про Степку и рассказали, что болеет. А сами говорят, недели две в городе будут.
– Понятненько, – привычка растягивать слова у него была с детства. «Ладненько, счастливенько», эти и другие слова он постоянно употреблял в разговоре вместо обычных. – Ну, веди в дом что ли. Давно у вас не был.
Читать дальше