Андрей Константинов - Перезагрузка

– А… Ну даже и не знаю. А ты, Виктор, давно с ней знаком?

– С лисой-то? Тыщу лет. Была когда-то у меня с ней история. Романтическая до абсолютной пошлости… Но, слава Богу… – Брюнет не договорил, умолк.

– «Слава Богу» что?

– Да так, ничего… Ты Борисычу скажи, что… впрочем, я сам скажу.

Брюнет снова посмотрел в окно. «Фольксваген» с Петрухиным и Татьяной Лисовец уже уехал со стоянки, исчез в блестящем потоке автомобилей на мокрой набережной.

Виктор Альбертович направился к двери, остановился, посмотрел пристально на Купцова и сказал:

– Вы с ней поосторожней, мужики.

– Поосторожней?

– Да, поосторожней. Баба она и красивая, и умная. Но стерва… Я ей не особо верю.

– Зачем же мы беремся ей помогать?

– Не знаю, – пожал плечами Брюнет. И, уже взявшись за дверную ручку, добавил: – Она разбивает сердца…

Петрухин вернулся в офис спустя два часа. Возбужденный, азартный. За окном бушевал майский ливень, на шевелюре и на лбу Дмитрия блестели капли воды. Если придерживаться классификации, изобретенной американском рок-поэтом Бобом Диланом: «Одни люди гуляют под дождем, другие просто мокнут», – Петрухин, несомненно, принадлежал к категории первых.

– Ух! – с шумом выдохнул он прямо с порога. – Что за женщина!

– Ага.

– Что значит «ага»? Не женщина – а песня! Лирическая баллада! Медляк со школьной дискотеки!

– Она разбивает сердца, – многозначительно сказал Леонид.

– Чего?! – Партнер энергично помотал головой, стряхивая с себя брызги – остатки дождя, шумно плюхнулся в кресло и блаженно вытянул ноги. – Короче, Склифософский, ты работать будешь или как?

За окном сверкнуло, и прокатился гром. В долгом раскате потонула фраза, которую в ответ произнес Купцов. Дмитрий переспрашивать не стал, а вытащил из нагрудного кармана блокнотик и разгладил его на коленке:

– Значит, так, слухай сюда. На данный момент удалось установить следующее: мужа зовут Николай Савельевич.

– Чьего мужа?

– Слышь, хорош дурака включать! Естественно, мужа Тани. Она же – Татьяна Андреевна Лисовец.

– Она же – Лиса.

– Тьфу на тебя. Итак: муж – Николай Савельевич Борисов. Брак официально не зарегистрирован.

– Ай, молодца! Сразу видно – не зря прокатился.

Петрухин поморщился, пропуская мимо ушей иронию, и продолжил, сверяясь с записями в блокнотике:

– Сын Валерка от первого мужа. Впрочем, и тот брак не регистрировался. Первого муженька величают Владимир Палыч Старовойтов. Живет на Гражданке. Женат, сыну материально не помогает… Художник, крепко выпивает. Старше Татьяны на пятнадцать лет.

– Ага. А Николай на четыре года моложе.

– Откуда знаешь?

– Догадался.

– Хм… Ну, положим, не на четыре, а на шесть… Далее… Таня и Борисов вместе работают в крупной фирме, которая занимается недвижимостью. Николай – начальник отдела, Татьяна – агент. Финансово они вполне обеспечены, но не более того. Своего бизнеса нет. Но у каждого есть по квартире и по машине. Вместе живут уже три года, постоянно проживают на квартире у Николая, на Английской набережной. Квартиру Тани сдают знакомым. Вот, пожалуй, и все.

– Нет, Дима, не все, – сказал с легкой ухмылкой Купцов. – Не все. Есть еще кое-что.

– Что же еще?

– Первое: Брюнет назвал ее стервой.

– Почему?

– Спроси у него сам.

– Обязательно спрошу. А что второе? Ты сказал: первое… значит, есть второе?

– Есть и второе… Со слов Лисы: врагов у них нет.

– Это я слышал.

– Но есть и третье, Дима.

– А что третье?

– Она разбивает сердца!

Петрухин раскрошил в руке сигарету. Вполголоса выругался. А потом сказал сердито:

– Да что ты заладил: сердца-сердца… Что у нас здесь – кардиология? Брюнет ему, видите ли, чего-то такое брякнул. Ну и брякнул!.. Ну и что?.. Да если все Брюнетовы ля-ля слушать… Что я, Брюнета не знаю?! Не дала ему Таня когда-то. Помнишь, он сам говорил: любовь, говорит, моя неразделенная и безнадежная. Значит – не дала. Вот он ее до сих пор стервой считает. А ты, Ленька, – дурак, раз его слушаешь. Ты меня слушай. Понял?

– Конечно. Ты же Татьяну лучше знаешь, – невинно сказал Купцов, утыкаясь глазами в какую-то справку.

– Да! – категорически рубанул воздух Петрухин.

Но тут же осекся, недоуменно посмотрел на табачные крошки, рассыпанные по столу, смахнул их на пол.

– То есть ты не хочешь помочь человеку? Я правильно понял?

– Человеку хочу. А Лисе? Не знаю.

– Ну и шут с тобой! – как-то слишком легко согласился Дмитрий. – Тогда я сам.