Андрей Константинов - Перезагрузка

Незнакомка слушала его с улыбкой, но Купцов как-то сразу обратил внимание, что на самом деле она была сейчас весьма напряжена. И еще… она была красива. Но это уже являлось личным умозаключением Петрухина.

А Брюнет продолжал разливаться соловьем-разбойником:

– …Но такие они только с виду, Таня. Позвольте я вас познакомлю, господа. Вот, извольте любить и жаловать – моя давняя неразделенная и безнадежная любовь Татьяна Андреевна. А это, Танечка, самые лучшие сыщики Санкт-Петербурга – Дмитрий Борисыч и Леонид Николаич…

– Здравия желаем! – почти хором откликнулись инспектора.

После подобного представления Татьяна Андреевна оглядела партнеров более внимательно. И теперь уже и Петрухин заметил, что в глубине ее серых лучистых глаз явно скрывалась тревога. Да и голос у незнакомки оказался тревожным, волнующим:

– Очень приятно.

– А уж нам-то как… приятно, – отшутился Дмитрий.

Отшутился, прямо скажем, непривычно плоско. А все потому, что в данный момент был несколько огорошен вызывающей красотой женщины. И она это видела. А он видел, что она это видит. И это было… не очень хорошо. Потому что всякий уважающий себя опер должен уметь скрывать эмоции. При встрече с незнакомой красивой женщиной – особенно.

– Господа сыщики! У Татьяны Андреевны есть проблема, заниматься которой милиция не хочет… нужно помочь женщине. Как, возьмемся?

– Попробуем… если Татьяна Андреевна расскажет нам о своих неприятностях, – ответил за двоих Купцов и галантно пододвинул посетительнице стул.

– Спасибо, – сказала Татьяна Андреевна, присаживаясь. – Расскажу. – Она тряхнула головой, и темно-каштановые локоны ее метнулись беспокойно, с темным металлическим блеском. – Мои неприятности… Если можно назвать ЭТО неприятностями… мои неприятности начались две недели назад. С телефонного звонка. С глупого телефонного звонка. Уровень глупости граничил с идиотизмом… так мне казалось тогда…

…Тонкой струйкой из крана текла вода. Татьяна продолжала отрешенно сидеть на бортике ванны, как вдруг в дверь настойчиво застучали. Она схватила полотенце, наскоро вытерла лицо, повернула ручку – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, на пороге стоял Валерка:

– Ма, тебя к телефону!

Сын пихнул в руки трубку и убежал в комнату. Туда, где его ждала очередная, шестая по счету, победа.

– Алло, – напряженно отозвалась Татьяна.

– Сынок твой подходил? – спросила трубка ТЕМ САМЫМ голосом.

– Кто это?! Кто говорит?!

– Сынок твой подходил. Дитя невинное, полное надежд и устремлений… Но не все сбудутся, мамаша. Не все, мамаша.

– Послушайте!.. Что вы такое говорите?

– Не все сбудутся. Нет, не все… а кровь может пролиться.

– Послушайте же! Что вы несете? Кто вы? Зачем вы звоните?

– Предупредить, дура, – сказал голос. – Пока только предупредить…

И гудки ядовито потекли из трубки…

– …Перед сном я рассказала Николаю про звонки. Он посмеялся и сказал: ерунда. Глупая шутка. Ты что, лисенок, ревнуешь? А я ответила: конечно. Молодой муж – это опасно. О, как это опасно!.. Вот и все. Потом, слово за слово, мы перевели этот разговор в хиханьки да хаханьки… Прошло несколько дней, за которые я про эти звонки как-то уже и подзабыла. Не то чтобы забыла совсем, нет… Но прошло достаточно много времени, и уже стало казаться, что все-таки тогда имело место быть недоразумение, совпадение, ошибка, глупость… И тут вдруг она позвонила снова. Она, ЛЮБОВНИЦА.

– Извините, а когда случились первые два звонка? – уточнил Купцов.

– Что? – Татьяна вздрогнула, уронила на пол столбик серого пепла. – Ах да, первые. Двенадцатого мая. Около восьми вечера.

– А соответственно третий? – спросил Петрухин.

– Восемнадцатого. И снова около восьми.

– …Ты еще не купила своему мальчугану каску и бронежилет?

– Послушайте! Что вы хотите от меня?

– От тебя? От тебя, сучка, я ничего не хочу. А вот твоего сынка хорошо бы пустить на запчасти… На них всегда есть спрос, – сказал ТОТ ГОЛОС, и женщина на другом конце провода засмеялась.

Смех у Любовницы был неискренний. Неискренний и страшный…

– …Я закатила Николаю уже самую натуральную истерику!

– И как он отреагировал?

– Он тоже испугался. Неизвестно даже, кого больше: меня или этой ЛЮБОВНИЦЫ… Он клялся и божился, что у него никого нет. И никогда не было. Раньше я в этом нисколько не сомневалась. Но раньше не было и звонков от неизвестной женщины… Я как вспомню эти ее слова – мороз по коже. Понимаете?