Дмитрий Федотов - Они среди нас

…Татьяна сидела в моем любимом кресле в своей любимой позе – скрестив по-турецки ноги, едва прикрытые легкой голубоватой тканью ее любимого шелкового платья. Высокая девичья грудь призывно проглядывала сквозь полупрозрачные складки – короче, на ней было одно лишь платье. Странно, но я нисколько не удивился, увидев ее, закурил и сел на журнальный столик напротив.

– Сколько лет мы не виделись?

– Не помню… Пять, шесть… Ты соскучилась?

– Тебя невозможно забыть… – Татьяна слегка повела плечами, грудь сладко шевельнулась под платьем. – А меня?

– Я помню…

Я почувствовал, как внутри всколыхнулось что-то горячее, желанное, давно забытое.

– Выпьешь?

– С тобой…

Я подошел к бару, плеснул в бокалы по глотку сибирской водки и бросил по кубику льда из морозильника. Она приняла стакан с полуулыбкой.

– За прошлое?..

– За настоящее.

Я разглядывал ее сильное гибкое тело сквозь запотевшее тонкое стекло и не мог оторваться: так приятно, так сладостно и так… давно!

Татьяна приподняла бокал и сделала маленький глоток.

– Как ты меня нашла и… зачем?

– Желание и немного везения, – снова улыбка пугливым светлячком мелькнула по красивому лицу. – Рад?

– Удивлен, – я отпил обжигающей холодной жидкости.

Желание боролось с подозрением: все-таки откуда?!

…Расставание было черным и мрачным. Без криков, без слез и разбитой посуды. Ледяной лабиринт молчаливой отчужденности и бескровная дуэль неприязненных взглядов. Потом – грохот захлопнувшейся двери, осиротевшие шлепанцы в прихожей, голова, гудящая похмельным набатом и – пустота. Пустая квартира, пустая постель, пустое кресло, пустой шкаф, голова, сердце, жизнь…

Наполнение было долгим и мучительным. Статьи, поездки, интервью, снова статьи и снова поездки, и писк компьютера, и резь в глазах, и строчки мыслей, и – кофе, сигареты, кофе, сигареты…

Дни приходили и уходили. Женщины – тоже. Только серая муть неудовлетворенности и раздражения продолжала окутывать сознание и душу сентябрьским туманом.

– Ты вспоминаешь? – Татьяна спустила ноги с кресла не поправив платья, и стройный мрамор объемно высветился в золотистом круге на темно-зеленом бархате обивки.

– Я хочу…

Проглотив остатки содержимого стакана и комок сомнений, я опустился на ковер рядом с креслом и провел пальцами по нежному абрису.

Дрожь была мгновенной и обоюдной. Ее – сладостная, моя – удивленная. Ее – от вожделения, моя – от холода! У человека не может быть такой холодной, обжигающей кожи! Даже у мертвеца!

Я резко отпрянул от кресла, но подняться с ковра уже не успел – липкая холодная масса рухнула на плечи и грудь, сдавила виски, оплела ноги и руки. Каждое движение давалось с великим трудом и сопровождалось отвратительным мокрым чмокающим звуком. Я все-таки встал на четвереньки и даже уцепился за стеллаж с книгами. Псевдокисель очень медленно, но все же стекал с меня, потому что уже потерял свою структурность, но знакомый и ласковый голос продолжал:

– Дурачок! Зачем же ты все испортил?.. Ведь ты же хотел!.. Быть рядом, быть всегда, быть…

– Эй-эй, котяра! – неожиданно рявкнул над ухом знакомый бас. – Ты куда это отправился?! Серый стал, не дышишь?..

– Все нормально, – я облегченно вздохнул и вытащил сигареты, но прикурить смог лишь со второго раза.

Берест некоторое время внимательно разглядывал мои мелко трясущиеся пальцы, потом – мятую, испуганную физиономию и наконец сделал единственно верный вывод:

– Опять?..

Я кивнул и сосредоточился на сигарете. Николай снова включил рацию.

– «Тюльпан», Вольского в Институте нет, домашний телефон не отвечает. Дачу проверять? Прием…

Берест посмотрел на меня, я отрицательно покачал головой.

– Не надо. Отбой, – буркнул Николай в микрофон.

– Холмс не ошибается, – изрек я, выстреливая недокуренную сигарету в форточку дверцы. – Двигай в Академгородок, командир, я знаю, где живет наш подопечный.

Берест только крякнул на этот пассаж и вдавил акселератор так, что буквально через двадцать минут звонок за шикарной под «шагрень» дверью пропел нам первые такты «Тореадора». Однако ответа не последовало. Мы переглянулись, и я повторил арию с тем же результатом. Бравый комиссар уже начал ехидно поглядывать, но тут меня осенило:

– Коля, ну-ка, рявкни по профессиональному! Наша интеллигенция до судорог боится служителей закона – это у нее наследственное.

– Да с чего ты взял, что он дома?! – не выдержал Берест. – Сегодня суббота: может, он на даче малину подвязывает?