Дмитрий Федотов - Они среди нас

– Нет уж, я сам!

– Ну-с, – хлопнул себя по колену Николай, – надеюсь, теперь вы объясните суть инцидента?

– Конечно, конечно! – Вольский уже полностью пришел в себя, чего нельзя было сказать обо мне. Он застегнул и заправил в брюки рубашку, сложил на груди холеные руки и принялся расхаживать по комнате. – Видите ли, все эти слухи, разговоры по городу о маньяках, двойниках, опять же – попытка наезда, туман… Я был просто напуган! Я…

– Что за вздор, Антон Аркадьевич! – прервал его Берест. – Не стыдно?.. Взрослый человек, ученый!.. Вы же встретили нас с пистолетом! Значит, ждали?

– Ждал… Но не вас!

– Зачем же тогда открыли?.. Вот что, – Николай начал сердиться, первым признаком чего было легкое заикание, – д-давайте-ка начистоту: что в-вам известно обо всей этой чертовщине?

– Послушайте, господин комиссар, – взмолился Вольский, – я не могу вам сейчас все рассказать, не имею права! Мы сами еще далеко не во всем разобрались…

– Та-ак, – Берест прищурился, – следует ли вас п-понимать, господин ученый, что весь этот б-бардак устроен по команде сверху или д-даже запланирован?!..

– Не передергивайте, милостивый государь! – Вольский попытался встать в позу. – В Институте ведутся весьма важные исследования, и я бы не хотел…

– Настолько в-важные, что вы стреляете в людей?! – взорвался Николай. – Вот что, п-профессор, я вас сейчас арестую по обвинению в п-покушении на убийство! Переночуете в д-допре на нарах, а завтра п-поговорим! Одевайтесь!

Такого поворота Вольский явно не ожидал. Небрежно-спесивое настроение слезло с него, как кожура с ошпаренного томата. Он вцепился в куртку комиссара и завопил:

– Умоляю вас, не надо! Я не в него стрелял! То есть в него, но не в этого, а в того, который… должен был… а он не… Вы меня понимаете?

– Нет! Выражайтесь яснее, – Берест невозмутимо отодрал от себя икающего от страха ученого и сделал вид, будто ищет наручники.

– Хорошо, – Вольский упал в кресло и уронил голову на руки. – Хорошо, я все объясню. Я стрелял в господина Котова, так как не был уверен, что он настоящий человек, а не психом.

– И что же? – поинтересовался Николай.

– Если бы это был психом, то при попадании никакой крови не обнаружилось бы, а сам он, вероятнее всего, дезинтегрировался, поскольку его квазимолекулярная структура весьма неустойчива к экстремальным воздействиям, – глухо пробормотал ученый.

– Идеальный способ! – не выдержал я. – И простой, как амеба!

– Так, – Берест потеребил кончик носа, – Антон Аркадьевич, а теперь потрудитесь объяснить, что такое «психом»?

– Да-да, – Вольский вздохнул и выпрямился в кресле, хлопая себя по карманам. – Дайте, пожалуйста, сигарету, господин Котов.

Я протянул ему «Монте-Карло», он долго терзал свою зажигалку, наконец прикурил и глубоко затянулся.

– Видите ли, господа, психом – суть душа человеческая в чистом виде. Точнее – психокинетическая эманация биополя, имеющая все психометрические характеристики данного, конкретного индивидуума. Я понятно изъясняюсь?

– М-мм, не совсем, – покрутил головой Берест, а я пожал плечами:

– Думаю, профессор имел в виду как бы копию личности без материальной оболочки, верно?

– И да, и нет, – Вольский вскочил и принялся расхаживать по комнате, потирая виски и лоб, как бы стараясь вспомнить все подробности случившегося. – Мы работали над модулированием зет-излучения Чижевского, считая его ключом к психоэмоциональной матрице всех живых существ, пытались создать нечто вроде теории Единого поля биосферы… Была сконструирована камера Жизни… Получены отличные, даже ошеломляющие результаты на животных – крысах, кошках, обезьянах… «Голубая дымка в розовом рассвете…» Слишком все шло гладко! Слишком!..

– А потом? – тихо спросил Николай. – Понадобился доброволец?

– Д-да… – медленно проговорил Вольский, останавливаясь перед ним, – и не один…

Он снова зашагал по гостиной, стряхивая пепел куда попало.

– Только ни черта у нас не получилось с ними! Ни черта! – ученый распалялся все больше. – И теория – кувырком, и деньги – по ветру, и тему – под сукно!.. Я пытался отстоять группу, доказывал, что для работы с людьми требуется большая интенсивность облучения, другая резонирующая частота и так далее, но… – Вольский ткнул окурок в хрустальную пепельницу на столе и замолчал.

– И что же случилось? Ведь это произошло в лаборатории случайно , не так ли? – мягко продолжал наседать Берест.