Дмитрий Федотов - Они среди нас

– Господин Котов, по-моему, вы забываетесь! – лязгнул начальственным тоном Берест.

– Молчу, – буркнул я, встал и отошел к окну, доставая сигареты.

– У вас все, господин Гурвич? – сухо поинтересовался комиссар.

– В том-то и дело, что на этом мои несчастья не кончились, – окончательно стух наш банкир. – Когда я вернулся домой, то меня не пустил на порог мой собственный начальник охраны!

– То есть? – Ракитин сделал профессиональную стойку. – Что значит «не пустил»?

– Буквально! – развел руками Гурвич. – У меня же на входе система видеоконтроля, и вот мой Виктор Иванович, которого я знаю уже не первый год, опытный телохранитель, заявляет мне через громкую связь, чтобы я убирался куда подальше, будто я какой-то бомж! А когда я попытался урезонить его, мол, иди проспись Иваныч, наверное, перебрал вчера, пока меня не было, он послал меня по матери и другим адресам и пригрозил, что если не уйду сам, то он выйдет и мне поможет, потому как его хозяин давно вернулся и спит!

И банкир уставился на нас ошалелыми глазами. Мы, признаться, верно, выглядели не лучше. Во всяком случае, челюсти отвалились одновременно у всех троих. Первым опомнился Ракитин как истинный опер.

– Что же вы предприняли?

– Я здорово испугался, растерялся окончательно! – Гурвич говорил теперь каким-то заискивающим тоном, от прежней вальяжности не осталось и следа. – Согласитесь, для одного дня это уже было слишком! Я чувствовал, что здесь что-то не так: или меня кто-то очень умело пытается вывести из совершенно непонятной мне игры, или я не понимаю чего-то совсем очевидного. Короче, я от отчаяния и страха сначала поехал на дачу. Там мне стало совсем плохо, показалось, что кто-то следит за домом, и я решил приехать к вам.

– Мудрое решение, – кивнул Берест. – Здесь вам действительно ничего не угрожает, а вот насчет чести и достоинства…

– Дмитрий Алексеевич, расскажите-ка господину Гурвичу про вчерашние свои приключения в «Орионе», – предложил вдруг Ракитин, незаметно подмигивая мне. – Да и нам, сыскарям, не грех будет еще раз послушать…

Берест гнал машину почти наобум. Олег наотрез отказался заниматься «мистикой в служебное время» несмотря на присутствие непосредственного начальника. Тем более, заявил он, что «текучку» тоже надо кому-то разгребать, иначе она запросто может превратиться в натуральный снежный ком, так как поток сообщений о нелепых и жутких происшествиях за последние сутки начал угрожающе нарастать, а вразумительных объяснений этому до сих пор никто не смог дать. Собственно, это последнее обстоятельство как раз и склонило Николая на проверку моего второго «вещего сна». Он даже не стал давить на Ракитина за неповиновение, а просто озадачил его поисками запропастившейся куда-то Светланы Величко, которой не оказалось ни дома, ни на «работе».

У меня же внутри давно сидела уверенность, что все это: и смерть Закревской, и происшествие в кинотеатре, и прочие безобразия вроде разгрома группой молодежи мемориала памяти воинам-сибирякам (ребята, кстати, после этого выглядели так, будто только что проснулись и о своих «художествах» даже не подозревают!), и мои кошмарные вещие сны, и даже непонятные резкие смены настроения у всех нас – звенья одной цепи. Теперь сюда же пристраивались: странный угон моей машины и не менее странная, но добровольная явка Гурвича с повинной, да еще его жутковатый рассказ о двойниках. В какой-то момент разговора с банкиром у меня мелькнула мысль, а нет ли здесь действительно примеси магии? Но тогда разбуженная Ириной экстрасенсорика промолчала, и предчувствие исчезло. А вот теперь, заново прокручивая в голове всю беседу, я вдруг явственно ощутил зловещий ледяной сквознячок, принесший, показалось, далекий и знакомый шепот: «…будь осторожен… слушай себя… слушай эйдос – он знает все…»

Николай свернул на очередную узкую, извилистую как лесная тропа, улочку старого города, казалось, до отказа забитую вездесущим туманом. Он с размаху шлепался медузой в лобовое стекло, пытался зацепиться за дверцы и крышу и вязкими струями стекал с багажника на мостовую. Дело осложнялось тем, что я никак не мог вспомнить название той улицы, хотя мог в подробностях описать ее – стоило прикрыть глаза и картина восстанавливалась. Однако мы не теряли надежды, и Николай с обычной педантичностью обследовал эти застарелые городские вены по одному ему известному плану.

– Что ты думаешь по поводу показаний Гурвича? – нарушил молчание Берест, присматриваясь к щербатым контурам дороги, выныривающим из тумана.