– И давно это продолжается? – осведомился Саша деликатно высвобождая руки.
– Н-нет. М-минуты две… – женский голос заикался, шепчущую во тьме бил озноб. Девушка цеплялась за Сашу, как будто он был спасательным кругом, а она тонула.
– Успокойся, – потребовал Брославский. Плевать на матрас. Потому что крики очень нехорошие. Почти не прекращаясь, они следовали один за другим, как будто кричащий делает перерывы, только чтоб набрать воздуха в легкие. Такие крики, должно быть, и называют истошными. На таком расстоянии даже лёгкий шум ветра, пробежавший в кронах, крики заглушает, но вопят там здорово, изо всех сил. «И это кричит не ребёнок и не женщина, – подумал уверенно Брославский, – это орёт взрослый мужик, вернее, почти визжит на бегу. Да, точно, он убегает. Вот только от кого?».
Тут справа кто-то придушенно захрапел, и криков стало не слышно.
– Наши-то все тут? – спросил Саша, оглядываясь в сырой палаточной темноте.
– Все-е, – протянули в ответ, – но Толя сидит снаружи.
– Что он там делает? – чуть ли не в голос удивился Саша.
– Он сказал, тут тесно…
Ветер в очередной раз прошумел в сосняке, и тут крики в лесу сделались другими: из протяжных – частыми, отрывистыми. Будто кто-то там укачивает ребёнка, но совсем без материнской заботы в голосе. «АаАаАаА!». Дело-то житейское, старенькая такая няня баюкает ночью в лесу малютку… И голос у няни мужской…
Саша нашарил застёжку-«молнию», закрывающую вход в палатку. Ничего она сейчас не закрывала, была расстёгнута, и это, если вспомнить о комарах, тянуло не менее чем на преступную халатность. Но не до комаров уже. Саша отодвинул брезентовый полог и высунул стриженую голову наружу.
На краю песчаного откоса виднелся силуэт уснувшего сидя богатыря. Противоположный берег излучины низкий, и потому широкая, но вся мирная и бородатая Толина фигура чётко выделялась на фоне чуть посветлевшего уже неба. Что-то у него в правой руке. Неужели топор? Чего ради?
– Толя? – шёпотом позвал Брославский.
Богатырь не отреагировал. Слева дотлевал костёр, справа ряды деревьев вокруг поляны прятались одни за другие. Саша сам удивился тому, что тревожно оглядывается, пытаясь углядеть за соснами кого-то. Или что-то. Никого там нет, разумеется.
– То-оля! – повторил он настойчиво, уже не шёпотом, но всё ещё вполголоса и потянулся к ближайшей сосновой шишке.
От точного попадания шишкой бородатый силуэт на фоне неба нервно встрепенулся.
– Кто-тэ-то? – спросил Толя и обернулся с риском скатиться по откосу прямо в реку.
– А ты чего тут, на улице, забыл? – вопросом на вопрос ответил Саша. Толя взмахнул правой рукой. Это не топор он держит, это блокнот и карандаш. – Песенки сочиняешь?
– Я песен не пишу, – хрипло, но с достоинством ответил Толя, – я стихи пишу. Немного.
– Не видно же ничего, – возразил Саша. – Иди в палатку, а то околеешь.
Совет прозвучал неубедительно. Воздух снаружи казался куда теплее, а главное – суше, чем внутри палатки. Как будто сырая и страшная лесная ночь вся забралась туда, под брезент, и спряталась от наступающего утра, цепляя спящих за плечи цепкими пальцами с маникюром.
– Я туда не пойду, – вежливо, но категорически отказался Толя. Видимо, сочинение стихов во сне требовало непосредственного контакта с русской природой.
– Бог с тобой, – согласился Саша и полез было обратно. – Толя!
– А?
– Из наших никто никуда в лес не уходил?
Толя посмотрел на палатку, словно стараясь просветить её взглядом насквозь.
– Ходить-то уходили, – промямлил он наконец, – но, вроде, все обратно пришли.
– А кто же там кричит?
– Где кричит? – Толя бдительно повернулся к реке и прислушался. Сосны сейчас не шумели, комары не звенели, и криков тоже слышно уже не было. Минуту ещё длилось молчание, и за это время бдительный Толя успел несколько раз заснуть и проснуться.
– Ладно. Твори, – разрешил ему наконец Саша и пополз обратно. В палатке показалось темнее, чем раньше. Но стоило устроиться на боковую, как в ухо Саше выдохнули всё тем же нетерпеливым женским шёпотом:
– Ну что? – как будто он ходил на разведку и забыл доложить о результатах.
Брославский плюнул бы, но нельзя – кругом спят романтики из «Бригантины».
– Ну ничего, – не очень приветливо прошипел он в ответ, – больше никто не кричит.
– А Толик там?
– Толик там.
Существо слева привычно ухватилось рукой за плечо Саши и, зашеборшившись в темноте («Не надо согревать меня дыханием, ты одеяло лучше отдай!» – тоскливо подумал Брославский), пододвинулось к нему вплотную. Существо била крупная дрожь.
Читать дальше