– Ки-йя!
«Если я предложу „Дэту“ Тане или Майе, – размышлял тем временем Брославский, – Светлов и Левин убьют меня гитарой Марецкого и бросят тело в костёр. Если я предложу репеллент кому-то из парней, одного тюбика на всех не хватит. Ну, значит, сами виноваты, туристы липовые».
– Теперь включите воображение, – скомандовал Светлов. – Мальчику всего лет девять. Мальчик пришёл сюда утром, накануне был дождь, но уже снова жарко. Душная парилка, скользкая хвоя под ногами… Мальчик бежит по тропинке…
– Зачем? – не утерпел Марецкий, но этого вопроса рассказчик как раз ждал.
– Родители решили, что будет здорово, если мальчик станет бегать по лесным дорожкам каждое утро. Чтобы к первому сентября прийти в школу сильным и ловким.
– Смелые родители-то, – заметил Левин. – Майя, мы же брали одеяло. Чего ты на холодном-то сидишь, будущий доктор?
– Одеяло в рюкзаке у Толика, – гордо сообщил Брюс. – Это я его туда переложил.
– Этот мальчик – я, – сухо, но повысив голос пояснил Светлов. – И произошло всё это одиннадцать лет назад. Тогда про Чикатило в газетах ещё никто не печатал. Мальчик бежал по дорожке, а когда видел большой муравейник, сворачивал к мосту. Вы все видели, какие в этом лесу муравейники. Там, у дота.
– Здоровые, – подсказал Вадя Марецкий. Он внимательно разглядывал комара, сидящего на его покрытой рыжеватым пухом руке и надувающегося в красную капельку. Дождался, пока тот расправит крылышки, прихлопнул и размазал по руке в кровянистую пыльцу. Даже «ки-йя» не сказал, только злорадно улыбнулся.
– Мальчик ещё не добежал до поворота, когда почувствовал запах дыма. Очень приятный запах, особенно когда в мокром лесу. Мальчик решил, что там, за поворотом увидит компанию туристов, ну вот такую, как наша вроде…
Майя вскрикнула от боли, хорошо так вскрикнула, как обычно воспитанные школьницы себе кричать не позволяют. Это она полезла искать одеяло в Толином неподъёмном рюкзаке и на что-то там напоролась пальцами. Майя поспешно сунула пальцы в рот и начала их облизывать языком, часто-часто, как кошка. Но кровь продолжала бежать.
– Я ничего, – говорила она не слишком внятно, – я разберусь. Продолжай, Витя, пожалуйста…
Светлов, как человек ответственный за всё, продолжать рассказ не стал, но сурово сдвинул брови. Левин, зашуршав курткой, тоже дотянулся до Толиного рюкзака и извлёк что-то вроде ребристой формочки, которыми дети куличики в песочницах лепят. Края у формочки были острые, как тупой ножик.
– Это что такое? – спросил Левин грозно и потряс странным предметом. Предмет издавал жестяной грохот, похожий на отдалённые раскаты грома.
– Это небьющаяся металлическая тарелочка, – ответил Толя, хотя не очень уверенно.
– Это формочка для заливной рыбы, душа ты наша русская и православная! – заорал Левин. Майя вцепилась в плечо его куртки так, как будто Левин собирался драться:
– Всё, Лев, всё! Смотри, уже не течёт! Давай Витьку послушаем! Виктора Сергеевича…
Левин покачал головой. И Толя покачал головой и молча вернулся к вырезыванию на своём чудо-посохе спиральных узоров и глазок. Светлов некоторое время вроде как вспоминал, на чём остановился. На самом деле его молчание означало: ещё раз меня перебьют – и не будет вам страшной песни про Муравьиный лес. Пока тянулось это молчание, Брюс дотянулся до костра извлечённой из пачки сигаретой. Смелый мальчик ещё и курит, подумал Саша Брославский. Отлично. Впрочем, они тут все – мальчики.
– Мальчик выбежал за поворот лесной тропинки и остановился. Потому что увидел не костёр, а подожжённый муравейник. Мальчик и раньше слышал, что в лесу появился человек, который для чего-то поджигает муравейники. Многие, кто собирал грибы-ягоды, натыкались на выгоревшие круглые пятна. Муравейники сгорали дотла.
– Это когда каждый день дождь? – удивился Левин. Майя пихнула его локтем в бок, но Светлов вопросу обрадовался. Миша задал вопрос по делу, Миша слушает.
– От выгоревшей земли шёл запах керосина. Говорили, что тот, кто это делает, приносит с собой канистру. Но когда я его увидел, канистры в руках у него не было.
– Так ты его видел? – тихо спросила Таня. Светлов добился, чего хотел, они оба смотрели на костёр широко раскрытыми глазами, как бы видя в языках пламени страшную легенду. Саша Брославский на секунду даже позавидовал, даже чуть пожалел, что не сочиняет песен про «дверь на старую дачу запри».
– Я не думал, что он так выглядит, – медленно проговорил Светлов, понимая, что все его наконец-то слушают. – И это оказался не пацан из посёлка, не пьяный ханурик. Трезвый, но старый. Не грязный вонючий старик, а такой, как бы сказать, заскорузлый, давно нестиранный, но уверенный в себе. Бывают такие холостяки, живущие в деревенских домах, сколько им лет, поди пойми. Если бы он обернулся, если бы погнался за мальчиком, думаю, догнал бы легко. Была у него в руке палочка, но не потому, что хромой, а как грибники ходят, подберут ветку сломанную и шастают по лесу. И шляпа. Такая, стариковская шляпа, знаете, коричневая, поля узенькие.
Читать дальше