Диана Гайнулина - Томка вне зоны доступа

Томка напряглась.

– Чего хотела?

– Наградить тебя медалью за заслуги перед школой.

– Ну паап!

– Говорит, что ты ее не любишь и разбиваешь ей сердце.

– А кто ее любит! – хихикнула дочь.

– Ну, кто-нибудь же любит…

Я увидел, как к школьным воротам вразвалочку подходит пухлик Макс, отец Вовки Черенкова, штатного увальня и троечника нашего седьмого «А». С Максом мы сдружились еще в первом классе, когда вместе готовили для ребятишек спортивные праздники.

– Ладно, мышь, мне пора, я отключаюсь. Ты вообще дома?

– Да, читаю твои журналы с сиськами.

– Займись делом, душа моя. Все, целую!

Я вышел из машины и быстрым шагом нагнал Макса.

– Здоров!

Он встретил меня радушной улыбкой. В последний раз мы виделись, если память не изменяет, на предновогодней вечеринке в декабре. Собрались с родителями после итогового собрания и дали жару в ближайшем баре. Макс был самый пьяный, но он и в таком состоянии оставался медвежонком.

– О, Антоха, привет! Эт самое… что тут будет-то? Я на работе все бросил, феерично так примчался.

– Тебе Вовка не рассказывал разве?

– Расскажет он, как же… Ладно, эт самое, разберемся перманентно.

У Макса Черенкова был бзик: стараясь как-то замаскировать свои восемь классов и автослесарное ПТУ, он вставлял в речь сложные термины, о значении которых лишь догадывался. Если присовокупить бытовой паразит «эт самое», то слушать его порой было невмоготу.

Охранник на входе, седой мужчина в форменной одежде не по размеру, даже не поинтересовался целью нашего визита, хотя обычно чуть ли не заносил каждого взрослого в журнал. Очевидно, школа уже бурлила вовсю.

Мы поднялись на третий этаж. У кабинета биологии толпились наши мамаши.

– Сейчас будет курултай, – пробубнил Макс. – Яжемать и все такое.

Женщины будто ждали именно меня. Одна из них точно.

– Антон, привет! Хорошо, что ты пришел!

Света Губайдулина, мама отличницы Кати, взяла меня за локоть – по-свойски так, по-домашнему. Хрупкая и шустрая татарочка, по паспорту Салима, была у нас самой активной и, как следствие, занимала должность главы родительского комитета. Я в свое время по неосторожности вступил в эту странную организацию, теперь вот наслаждаюсь женским вниманием по полной программе.

– Ты ведь уже в курсе? – спросила Света.

– Конечно. Плохие новости распространяются быстрее, чем хорошие.

– Это да. Я вот чего думаю…

Она, не выпуская локтя, отвела меня в сторону. Я приготовился выслушать одно из ее фееричных предложений.

– Антон, мне кажется, тебе нужно будет провести со своей стороны какую-то работу. На этих ребят, – она мотнула головой куда-то в сторону окна, – надежды мало. Отчитаются для галочки и быстро все забудут.

– Ты не первая, кто обращается ко мне с этим.

– А кто еще?

Я пересказал ей утренний разговор с Рихтер. Света одобрительно закивала.

– Все правильно! Ты все сделаешь в лучшем виде.

Тут я немного психанул.

– Блин, а что я должен сделать, по-вашему? Провести воспитательную беседу с детьми, мол, слабых обижать нехорошо? Мы ведь даже не знаем, что случилось.

Света украдкой глянула поверх моего плеча на остальных родителей, которые как раз собирались зайти в кабинет. Произнесла полушепотом:

– А что тут знать? Гелю давно травили. Вот их же отпрыски, кстати, любимые чада… засранцы…

– И что?

– Как – что?! Есть ведь статья? Ты ж юрист!

– Не юрист, а охотничья собака. – Я обернулся. Коридор опустел, народ вошел в кабинет. – Ладно, пошли. Надо разобраться для начала.

Кворум на экстренном собрании был средний – человек пятнадцать из двадцати пяти возможных. Из мужчин предсказуемо присутствовали только я, Макс и Федя Меркулов, еще один завсегдатай родительских междусобойчиков. Федя уже много лет работал домохозяином. Жена у него владела тремя салонами красоты, домой забегала только на ужин и переночевать, поэтому заботы о хозяйстве и единственной дочери легли на его плечи. В свободное время Федя писал сценарии для телевизионной и радиорекламы, зарабатывая себе на сигареты и пиво. Богема, в общем.

Мы втроем традиционно пристроились на последних партах.

– Ну что, ждем оргвыводов, – шепнул Федя. – Гляди, Анжела как пыльным мешком ударенная.

Я посмотрел на классную, сидевшую за учительским столом под портретом Дарвина. Она сосредоточенно перелистывала какие-то документы. Головы не поднимала, уткнулась острым носом в стол, будто боялась пересечься с кем-то взглядом. Непоколебимой уверенности в себе, которую обычно излучала эта высокая темноволосая женщина, я не заметил. Она сегодня даже оделась иначе – свой неизменный бежевый брючный костюм (видел ли я ее хоть раз в чем-то другом? не помню) сменила на черные юбку и блузку. В таком наряде она производила совсем уж пугающее впечатление. Косы и капюшона не хватало.