Диана Гайнулина - Томка вне зоны доступа

Она на самом деле была умнее и глубже, чем нам казалось. Писала стихи, выкладывала их в сеть под другим именем. Корявые, правда, но стихи же! Еще любила «Нирвану» и боевики с Ченнингом Татумом. Но так и не смогла раскрыться, показать себя. Не пошло у нее что-то с самого начала, с первого класса. Дурацкое имя (и о чем только родители думали!), косноязычие, странная любовь к бездомным животным… Без шансов. С годами только хуже.

Ей, наверно, надо было поменять школу, начать всё с чистого листа на новом месте. Чудеса случаются, если в них верить. Я как-то сказала об этом папе, но он покачал головой: «Не факт, что сработает. Это риск, лотерея. Если сумеешь не оборачиваться назад, расправишь плечи, встряхнешься – тогда жить можно. Но если не справишься, тебя ждет еще больший стресс».

Я не знаю, получилось бы у нее. Теперь мы никогда этого не узнаем. И я никогда за нее не впрягалась. Боялась осуждения и шепотков за спиной? Или не хотела?

Так паршиво от этих сомнений. И так страшно говорить о Гельке в прошедшем времени. Вообще очень страшно, когда уходит твой сверстник, которого ты знал много лет, который был рядом, у всех на виду и при этом оставался незаметным.

Веник, Зубила и Гмыря… Прилипли к стенке. Как я и думала – обосрались.

– Слышь, Данила! – зовет Веник.

– Чего тебе? – говорю.

– Тормозни на секунду!

– Нафиг?

– Да не ссы, блин. Просто вопрос.

– Да кто бы ссал.

Задерживаюсь возле них. Гмыря глядит в сторону, Зубила ковыряется в телефоне. Только Веник суетится.

– Слушай, у тебя же батя мент?

– Бывший. А что?

– Ну, бывший – не бывший, фиг с ним. У него же все равно знакомые остались там?

С лицом у Веника явно что-то не то. Судороги, что ли? Да и у остальных морды такие, будто директор их за углом с сигаретами поймал. Гмыря вообще в коме, и колено у него подрагивает.

– Что ты хотел? – спрашиваю.

Веник нервничает, озирается. Кто-то из проходящих пацанов здоровается с ним, но он будто не слышит.

– Короче, он же может узнать, чего там с Вартановой? Ну, там, детали какие-то.

– Тебе зачем?

– Ну, так, чтобы знать. Интересно же, что случилось.

Я молчу. Тут вдруг Гмыря поворачивается в нашу сторону, смотрит на меня внимательно. Он тоже ждет моего ответа.

Мне бы послать их нахер. Я ведь понимаю, чего они боятся. За жопы свои боятся. Они чаще всех Гельку доставали. И не только ее.

Но я не могу их послать. И дело тут не в воспитании.

– Я вас услышала. Всё?

– Пока да.

Я прохожу в кабинет русского. Лиза уже на месте за нашей партой. Проскочила раньше меня.

– Чего они хотели? – спрашивает она.

– Догадайся.

Школа у нас неплохая. Точнее, даже хорошая. Если оценивать ее по десятибалльной шкале, то на твердую «семерку» она вполне могла рассчитывать. По крайней мере, школа точно солиднее той, что стоит аккурат под нашими окнами. Я почему-то всегда был уверен, что Томка пойдет учится именно в ближайшую к нам, как ходила в садик через дом, а я буду провожать свою первоклашку с балкона взглядом. Но Олеся подсказала, что есть учреждение получше – там и педагогический состав серьезнее, и материальная база на порядок выше, и инфраструктура. В общем, расхвалила вовсю, поэтому теперь дочь по утрам чешет два квартала по оживленной улице.

Я припарковался у школьного забора без четверти семь. Большая асфальтированная площадка перед зданием, обрамленная зеленеющим газоном, была полна ребятишек: кто-то возвращался с занятий, кто-то перебрасывался мячиком, девчонки рисовали мелом на асфальте. В апреле с наступлением тепла и увеличением светового дня никого не затащишь домой.

Я не спешил выходить из машины. Открыл окно, закурил. Заходящее солнце слепило глаза.

Зазвонил телефон.

– Паап!

Вкрадчиво и с опаской.

Я улыбнулся.

– Еще не началось, я только подъехал. Как ты там? Чего не отзвонилась после занятий?

– Вот позвонила же.

Тамара терпеть не могла телефонные разговоры (еще одно проявление наступающей социопатии), и на каждый мой упрек в отсутствии должного дочернего внимания отвечала взаимным упреком. Справедливым, впрочем. Я тоже редко ей звонил, предпочитая набивать сообщения.

– Ладно, – говорю, – ты пообедала?

– Да.

– Опять, поди, наловила мяса из кастрюли, а гарнир оставила?

– Ты же знаешь, – хмыкнула дочь. Помолчала немного. – Па, как думаешь, что там у вас будет?

– Могу только догадываться. Кое у кого закипело в штанах. Будут искать крайних и перебрасывать ответственность друг на друга. Анжела ваша, кстати, звонила мне утром.