Дмитрий Сафонов - Энские истории

— Дома, конечно, — недоуменно ответил Илья. — Спал.

— А телефон зачем отключил?

— Не хотел, чтобы меня тревожили.

— Резонно. Ну, а подтвердить это, конечно же, никто не сможет?

— Конечно. А что случилось, Оскар Карлович? И при чем здесь мой пистолет? В кого-то стреляли?

Пинт помолчал.

— Значит, так, Иванцов. Сиди дома и никуда не выходи. Телефон, пожалуйста, включи. Я буду время от времени тебе позванивать. Все. Поправляйся, — и, небрежно кивнув, он вышел прочь.

«Как же так?» — размышлял Пинт, старательно подруливая; разбитая подвеска старенькой «Волги» никак не хотела «держать» дорогу. «Неужели все так и есть на самом деле? Неужели я настолько плохо разбираюсь в людях? Кто бы мог подумать, что эти двое — Николай и Илья, самые умные, самые честные, самые…» — он не находил нужного слова, нервно дергал головой и продолжал: «неужели они способны на такое? И, главное, в чем причина? А я? Тоже хорош! Старый пень! Я даже не могу понять, что происходит! Если бы речь шла о каком-нибудь Костыле или ему подобном, тогда все понятно — за полчаса я бы выдал десяток версий, и за два дня все бы их проверил, а на третий, глядишь, уже кого-нибудь арестовал… А сейчас? Я ничего не могу понять, в голове не укладывается весь этот ужас! Я не могу поверить, что все это происходит с моими людьми! С самыми лучшими моими людьми! Вот что страшно! Нет, пожалуй, еще страшнее то, что я боюсь во всем этом разбираться! Боюсь! Я чувствую, что все равно ничем не смогу им помочь! А что я могу сделать? Давно уже прошло то время, когда я выступал в роли заботливой няньки. Помню, как Илью рвало, когда он впервые увидел труп. Помню, как Николаю на одном задержании порезали ножом кожаную куртку, и парень очень переживал, потому что деньги на обновку подарил ему отец. Все помню. Как учил их азам, прописным истинам, непреложным законам и неписаным правилам сыска. И что в результате? Гнусная пародия на разборки; полночные избиения, подстреленные собаки… Словно бы их подменили! Не могу поверить!»

Постепенно дома стали редеть; вдоль дороги побежали чахлые деревца; Пинт свернул на ухабистую грунтовку, ведущую к городской свалке. Примерно через пятьсот метров он ясно ощутил разницу между старой "Волгой" и самосвалом, возящим мусор: легковушка не могла продвинуться дальше. Сидя в машине, Пинт внимательно огляделся: поблизости никого не было. Тогда он достал пистолет Иванцова, снял с предохранителя, взвел курок и, левой рукой направив оружие в придорожную канаву, нажал на спуск, и одновременно клаксон, чтобы приглушить грохот выстрела. Затем он еще раз огляделся; и снова никого не увидел. Пинт подобрал дымящуюся гильзу, выброшенную эжектором в сторону, кинул на резиновый коврик перед пассажирским сиденьем — чтобы немного остыла — развернулся и поехал обратно в город.

Въехав во дворик отдела, он описал плавный полукруг и остановился под окнами своего кабинета; вышел из машины и хлопнул дверцей — немного громче обычного, что выдавало крайнюю степень раздражения, и взбежал на крыльцо, попутно отметив, что правое переднее колесо заметно спущено. "Пробил, наверное", — машинально подумал Пинт и направился в отделение экспертизы.

Ответ был готов быстро; уже через час. Работа эта несложная — эксперт взял обе гильзы, рассмотрел их под специальным микроскопом, отметил характерные особенности, присущие оружию, из которого стреляли в обоих случаях, и нашел, что они очень похожи.

"Оскар Карлович, эти гильзы — как близнецы-братья", — слегка картавя, сказал Пинту Борис Маркович — старейший и опытнейший криминалист в отделе. "Конечно, в жизни случаются различные чудеса, но в нашем деле мы обходимся без них", — добавил он. "Мое категорическое заключение: обе латунные попки капсюлей дырявил один и тот же боек; не извольте сомневаться, я за тридцать шесть лет работы научился неплохо разбираться в оружии и в патронах к нему. Как, впрочем, и во всем остальном," — самодовольно изрек тщеславный старик.

Пинт улыбнулся и, поблагодарив, пожал сухую ладошку эксперта. "Вот бы и мне так — наконец-то научиться разбираться во всем", — вздохнул он про себя.

Итак, самые ужасные предположения — те, о которых он не хотел думать до последней минуты — подтвердились. Что-то надо было делать… А что?

Пинт сидел в кабинете, подперев голову руками. Вдруг в дверь кто-то негромко постучал.

— Да! — крикнул Пинт. Дверь отворилась; на пороге стоял Беленов. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности; было видно, что парень очень переживает происходящее.