Силуан Туманов - Вера. Детективная история, случившаяся в монастыре [litres]

В какой-то момент священники, чиновники, военные, какие-то другие, незнакомые Вере люди стали говорить короткие речи у гроба, вспоминая о старце.

Внезапно она поняла, какую важную роль играл этот умерший священник в жизни всех собравшихся. С неловкостью вспомнила мысленные усмешки над этим важным стариком, уверенно решавшим чужие судьбы и оказавшимся совершенно неспособным разгадать свою. Захотелось познакомиться поближе, задать ему другие вопросы, внимательно выслушать. Но поздно. «Все надо делать вовремя», – как говорил отец Павел.

После отпевания дождь почти стих, позволяя процессии священнослужителей в белых одеяниях выйти из храма. Хор, приехавший с архиереем, запел мощно и тревожно. Люди вторили вполголоса, утирая с лица капли дождя и слезы. Неторопливо двинулись вокруг собора к могиле, вырытой за алтарем.

«Помощник и Покровитель бысть мне во спасение, Сей мой Бог, и прославлю Его, Бог отца моего, и вознесу́ Его: славно бо просла́вися».

Когда все молитвы стихли, над гробом что-то говорил владыка Тит. Вера стояла далеко, слышала урывками – мешали ворующие звуки порывы прохладного ветра. Стоявшие вокруг люди согласно кивали, крестились, изредка тихо переговариваясь. Потом священники вернулись в храм, а к могиле потянулись паломники, плача и целуя временный деревянный крест.

К вечеру в народе заговорили об исцелениях на могиле.

Принимать такое количество гостей – труд тяжкий. Но это хоть как-то отвлекало от событий последних дней. Уныние старались от себя гнать, но настроение, конечно, было невеселое. Потери и неприятные открытия сестры перенесли тяжело. Игуменья в сердцах даже попросилась у владыки на покой, на что преосвященный деликатно намекнул, что покой наступит только тогда, когда Херувима окончательно займет свое место рядом со старцем Трифоном, а пока надо подлечиться как следует и сменить обстановку. Съездить, скажем, в Иерусалим. «А потом и будем решать, что делать и где. Отдыхать особо некогда». Матушка благоразумно спорить не стала.

Как все и ожидали, исполняющей обязанности настоятельницы архиерей назначил сестру Ермию, хотя та довольно активно сопротивлялась, приводя разнообразные весомые доводы, которые владыку, впрочем, совсем не убедили.

Состояние у новой настоятельницы было близким к паническому. Проводив после поминок многочисленных гостей, а потом и игуменью, Ермия собрала монастырский совет, на который позвала и Веру, и все вместе стали думать, что делать дальше.

Проблем хватало. Софрония и Авделая категорически отказались нести послушания в библиотеке и трапезной и собрались уходить из монастыря доживать свой век в городских квартирах. Применив всю силу личной дипломатии, Ермия уговорила их остаться хотя бы на время – читать и петь на клиросе.

То, что пришлось временно закрыть библиотеку, еще можно пережить, хотя книги в монастыре нужны не только для личного чтения, но и для храма. Но кухню-то надолго не закроешь! Хотя что библиотека и кухня? Монахинь мало, а работы столько, что от одной мысли зубы сводит – впору монастырь закрывать!

На следующий день после отъезда высоких гостей и игуменьи на трапезе ели наспех сваренный Ермией суп из консервов, привезенных паломниками. Софония сидела с края стола, с трагическим видом макая мякиш деревенского хлеба в баночку сардин, и молчала. Из солидарности с ней Ав делая и Евпраксия готовить тоже категорически отказались. Галактиона согласилась только изредка помогать. Кашеварить вызвался было отец Павел, но его вовремя остановили, помня когда-то сваренные им макароны.

Обрела ли Вера веру, сложно сказать. Лучше спросить у нее самой. Впрочем, вряд ли она смогла бы ответить однозначно – вопросов и недоумений по-прежнему оставалось немало. Монахиней становиться она, конечно, не собиралась. Но после всего пережитого ей было уже совсем не все равно, что станет с этим монастырем.

Поняв, что никто не готов принимать на себя ответственность за такой стратегический объект, как трапезная, и все запостятся так до гастрита или язвы желудка, Вера распаковала собранную было дорожную сумку, решительно надела белый фартук и направилась на кухню, уточняя по телефону секреты мастерства у давней своей городской подруги Надежды, пользовавшейся заслуженной кулинарной славой. А через пару дней, поняв, что без нее пока никак, выпросила отпуск за свой счет и на месяц осталась в монастыре.