– Простите, сам себя перехитрил!
– Да ничего страшного. Как тут говорят, «Бог простит!». Мне вы не помешали ничуть, даже помогли. Хотя выглядели ой как подозрительно! Впрочем, не только вы. Вот, кстати, и сестра Ермия попала под подозрение, когда пришла в коридор гостиничного флигеля по совершенно надуманному предлогу. Лишь потом, сложив два плюс два, я поняла, что матушка благочинная не преступница.
– Спаси Господи, Вера Георгиевна! Но по нашим монастырским меркам я все-таки преступница. Потому что без вашего благословения, матушка Херувима, при сортировке пожертвованных в монастырь вещей кое-что забирала себе…
– Час от часу не легче! Ермия, тебе-то зачем?
– Нет, матушка Херувима. Сестра Ермия брала эти вещи не для себя, а для дочери, которая попала в неприятную ситуацию и обратилась за помощью. В результате обмана она лишилась всего: квартиры, имущества, даже необходимой одежды. Это и выяснилось в последний вечер при нашем разговоре. Фаина тоже знала про это и уговаривала благочинную рассказать обо всем вам. И это тоже можно было бы счесть мотивом убийства Фаины, тем более что сестра Ермия имела возможность отравить леденцы или испортить что-то в машине. Но найденные в вашей келье, сестра, обрезки газеты, использованной для письма с угрозами, доказали вашу невиновность.
– Почему? Разве я не могла написать вам записку с угрозами?
– Вот в записке-то все и дело. С того момента, как вы познакомились со мной, и до обнаружения этого сразу показавшегося мне таким театральным листка вы были либо постоянно рядом, либо в храме на богослужении. У вас просто не было времени вырезать буквы, наклеить их и подложить листок мне на стол. А вот Ферзева из храма выходила, как заметил отец Павел, хоть и не придал этому значения. Она тихонько пробралась в гостевой флигель, заранее сделав себе нужные копии ключей, ведь она сама и ездила по поручению игуменьи их заказывать в город, о чем невзначай упомянула сестра Вероника. И пока мы осматривали комнату Фаины, Лариса положила на стол записку в уверенности, что я подумаю на Викторию.
После того как я узнала о сложном медицинском прошлом Никитишны, Лариса подкладывает мне отравленные фрукты. По счастливой случайности, хотя это и иначе можно назвать, я лишь слегка их коснулась и выжила. Надо отметить, что доктор Кошкин, при всех своих недостатках, отличный врач и сразу назначил верное лечение, заподозрив действие необычных токсинов.
Но Козодоева не собиралась быть безропотной подозреваемой. Она встречается с Ларисой утром в понедельник у старой часовни и угрожает ей разоблачением, обвиняя в краже, убийстве и попытке отравления. Лариса, готовая к такому повороту событий, бьет старуху прихваченной из чуланчика игуменьи лопатой, а затем делает ей смертельную инъекцию яда. Лопату бросает у игуменского корпуса, зная, что Херувима на полунощнице, подозрения на нее вряд ли падут, а следствие это опять запутает.
Ни в какую поездку ее, конечно, отец Трифон не отправлял. Но кому в голову придет проверять слова его многолетней помощницы? Однако старец в день моего приезда краем глаза заметил, как Лариса вырезала буквы из газет. Поначалу он не придал этому значения, но когда увидел обрезки той самой газеты в руках у благочинной и узнал о письме с угрозами, то заподозрил неладное.
Кстати, уже тогда можно было бы догадаться, что записка как-то связана с Ларисой или отцом Трифоном. Вот, понюхайте! Чувствуете? Бумага пахнет ароматизированным маслом для лампад. Этот же запах шел и от одежды Ларисы, так же пахло в доме у Никитишны, так пахло и в келье отца Трифона, где именно Лариса заправляла лампады.
По всей видимости, придя выяснять ситуацию в келью Ларисы в понедельник вечером, он обнаружил у нее чемодан с наличными, происхождение которых для него было более чем понятно. Лариса, убежденная в ответных чувствах отца Трифона, во всем ему призналась. Но, увидев ужас и отторжение старца, преступница моментально возненавидела объект своего обожания и, опасаясь разоблачения, пообещала вернуть деньги и признаться во всем полиции. Отвлекая его внимание, она вколола бывшему кумиру роковой укол и обставила все так, будто старец умер во сне. Следы от шприца тоже не должны были бы насторожить: все знали, что отец Трифон ежедневно колет себе лекарство от диабета.
После она тихо вышла из монастыря, обойдя его через заброшенный сад, и на следующий день, изобразив волнение, привлекла внимание к смерти старца. Кстати, я специально просила Сергея Семеновича при аресте Ферзевой не упоминать о том, что именно она является убийцей отца Трифона. Думаю, для репутации монастыря будет полезно считать, что старец тихо умер от инфаркта. Слухи наверняка пойдут, но что на самом деле произошло, доподлинно знаем только мы.
Читать дальше