Алан Брэдли - Сорняк, обвивший сумку палача

Во время войны Кларенс управлял гигантскими аэропланами «Сандерленд», бесконечно патрулируя обширную Атлантику в поисках немецких подводных лодок, и, когда мы практически летели между теснящимися изгородями, он, кажется, все еще представлял, что управляет одним из этих бегемотов. В любой момент, думала я, он может наклонить руль на себя, и мы поднимемся в воздух. Возможно, на пути в летнее небо мы даже заметим Харриет.

До того как выйти замуж за отца, Харриет пилотировала свой собственный хэвилендовский двухместный самолет, который она назвала «Голубым призраком», и я иногда представляла, как она летит одна в солнечном свете, ныряя в облака и выныривая из них, в компании одного лишь ветра.

Кларенс затормозил юзом у одного края платформы Доддингсли в тот момент, когда поезд приблизился к другому.

— Пять минут одиннадцатого, — сказал он, взглянув на часы. — Минута в минуту.

Как я и предвидела, первым пассажиром, вышедшим из вагона, оказалась тетушка Фелисити. Несмотря на жару, она была одета в длинную светлую автомобильную куртку и большой шлем от солнца, завязанный под подбородком широкой голубой лентой. Разные предметы топорщились от нее во всех направлениях: шляпные булавки, ручки зонтов, свернутые в трубочку журналы, газеты, трости-сиденья и тому подобное. Она напоминала ходячее птичье гнездо или, скорее, передвижной стог сена.

— Возьми мой багаж, Кларенс, — сказала она, — и осторожнее с крокодилом.

— С крокодилом? — уточнил Кларенс, подняв брови.

— С сумкой, — пояснила тетя Фелисити. — Новой, из «Хэрродс», и я не хочу, чтобы ее испортил неуклюжий сельский житель на какой-то забытой богом железнодорожной станции. Флавия, — добавила она, — ты можешь понести мою грелку.

Доггер встретил нас у парадного входа. Он выудил тряпичный кошелек для монет из кармана и вопросительно поднял брови в адрес Кларенса.

— Два шиллинга, — сказал Кларенс, — дорога туда и обратно плюс ожидание.

Пока Доггер отсчитывал деньги, тетушка Фелисити откинулась назад, рассматривая фасад дома.

— Шокирует, — заметила она. — Это место становится все более запущенным прямо на глазах.

Я не была в настроении говорить ей, что, когда дело касается расходов, отец заходит в тупик. Дом принадлежал Харриет, которая умерла молодой, неожиданно, не позаботившись оставить завещание. Теперь, из-за того, что отец именовал «затруднениями», маловероятно, что мы сможем еще долго оставаться в Букшоу.

— Отнеси сумки в мою комнату, Доггер, — распорядилась тетушка Фелисити, возвращая взор на землю, — и осторожно с крокодилом.

— Да, мисс Фелисити, — сказал Доггер, уже взяв по ивовой корзине под мышки и по чемодану в каждую руку. — «Хэрродс», полагаю.

— Тетя Фелисити приехала, — сказала я, проскользнув на кухню. — Почему-то мне не очень хочется есть. Думаю, я сделаю себе сэндвич с латуком и перекушу в комнате.

— Вы не сделаете ничего подобного, мисс, — заявила миссис Мюллет. — Я сделала чудесный заливной салат со свеклой и тому подобным.

Я скорчила жуткую гримасу, но, когда она неожиданно взглянула на меня, я припомнила уловку Ниаллы и умно превратила гримасу в зевок, прикрыв рот ладонью.

— Извините. Я рано встала сегодня, — сказала я.

— Я тоже. Сочувствую.

— Я была на ферме Ингльби, — поделилась я.

— Я слышала, — заметила она.

Чтоб ей в камень превратиться! Хоть что-то ускользает от ушей этой женщины?

— Миссис Ричардсон сказала, что ты помогала этим кукольникам, женщине с иудиными волосами [36] У Иуды Искариота были рыжие волосы. и мужчине с негнущейся ногой.

Синтия Ричардсон. Мне следовало догадаться. Присутствие кукольников явно развязало этот поджатый рот-кошелек.

— Ее зовут Ниалла, — сказала я, — а его Руперт. Она довольно милая, вообще-то. Она собирает альбомы с вырезками, во всяком случае когда-то собирала.

— Это все очень хорошо, я уверена, дорогая, но вам следовало бы…

— Еще я видела миссис Ингльби, — продолжила я. — И мы интересно поболтали.

Движения миссис Мюллет замедлились — и вовсе остановились. Она заглотнула наживку.

— Поболтали? С ней? Ха! После дождичка в четверг. Бедняжка, — добавила она запоздало.

— Она говорила о Робине, своем сыне, — сказала я с толикой правды.

— Да ладно!

— Она сказала, что Робина больше нет.

Это было чересчур даже для миссис Мюллет.