Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

— Так она все забрала? — уточнил я. — Девушка-то.

— Не знаю. Меня же здесь не было.

— Ну, а что с тем условием? — продолжил я расспросы. — Что в нем?

— В смысле?

— Ну, те три вопроса.

Охранник взглянул на желтую бумагу.

— Э-э-э… Первый — это чистое ли на вас нижнее белье.

— Чего?

— If you are wearing clean underwear.

— Это что, шутка?

— Да понимаю я! Но тут написано, что этот вопрос надо задать.

— Ну, вчерашнее. Это правильный ответ?

— Понятия не имею. Больше ничего не сказано.

— Ну, и?..

— Что «ну, и»?

— Следующий вопрос!

— Зовут ли вас Эдвард Дэро Хирифьелль. Но я вижу по паспорту, что, во всяком случае, два имени из трех — ваши.

— Дa, дa. А третий?

Мой собеседник долго пялился в бумагу.

— Я не могу этого прочитать. По-немецки, что ли?

— Ну, попробуйте хотя бы.

— Waaa hitr preston soh confirm dig hem i sachum?

Я попробовал представить себе, будто пишу это предложение на доске.

— Как звали пастора, конфирмовавшего вас дома в Саксюме, — медленно произнес я по-норвежски с английскими «Р».

— Дa, — кивнул охранник. — Вроде так.

— Таллауг, — сказал я. — Магнус Таллауг.

Парень поднял связку ключей. Металл бряцал целую вечность, пока он не снял со связки маленький ключик и не отвел меня к сараю.

На территории склада стоял полумрак и было прохладно. Мимо старых вилочных погрузчиков, мимо порванной коробки с резиновыми сапогами, мимо навесных моторов, свернутых канатов и деревянных ящиков для рыбы мы прошли к боксам, разделенным сеткой-рабицей.

Сердце у меня колотилось. Отсек освещала свисающая с потолка огромная лампа, а под ней стояло что-то, закрытое серым брезентом. Кто-то побывал здесь недавно и оставил следы на цементном полу. Предмет под брезентом имел в длину четыре-пять метров, а посередине на нем было какое-то возвышение.

— Ага. Значит, она не всё забрала, — сказал кладовщик. — Ладно, оставляю вас здесь.

Его шаги затихли, и я ступил в конус света от лампы. Брезент покрывало толстое одеяло пыли, слетевшей с него там, где Гвен приподняла брезент, чтобы заглянуть под него.

Я приподнял край — и увидел матовый колпак и растрескавшуюся резиновую покрышку.

Автомобиль.

Вот в чем дело! Вот почему Гвен прихорошилась, вот почему бросилась мне на шею. Она радовалась, что орехового дерева тут нет, радовалась, что нас не затянет на самое дно оставленная нам в наследство навязчивая идея. На ночь она наверняка устроилась в гостиницу. Гвен на самом деле радовалась, выйдя из паромного терминала, к которому причаливает абердинский паром.

Тогда почему именно сейчас она сбежала?

Я аккуратно закатал брезент, чихая от поднявшейся пыли. Автомобиль был серым, как подводная лодка, потертым и помятым. Скорее всего, он был выпущен в начале шестидесятых. Никаких эмблем. Передняя часть вся в щербинках от прыскающих из-под колес камешков. Сиденье водителя потрескавшееся и продавленное. Длинный, но совершенно невыразительный капот. На парковке среди других машин эта не привлекла бы внимания.

На сиденье лежали ключи. Приборная доска была сплошь покрыта инструментами и бакелитовыми переключателями, напоминая кабину пилота в самолете. Я все никак не мог понять, какой марки эта машина, пока не взглянул на баранку и не увидел там на табличке надпись: «Бристоль».

Мы с кладовщиком выкатили автомобиль на солнышко. Он тяжело и неподатливо шел на своих полуспущенных покрышках — подшипники забились застывшей смазкой. Мы отпустили руки, отдышались, стоя рядом, и оглядели его.

На дневном свету все его повреждения стали заметнее. Ободран так, будто вернулся с авторазборки. В рассыпающихся документах из бардачка я прочитал, что этот прототип 406 с двигателем v8, approved for road use [65] Одобренный к применению на дорогах ( англ. ). , продан «с определенными повреждениями согласно перечню». В разделе «цена» было написано только одно: «Инвентарь торговых помещений по адресу Кенсингтон-Хай-стрит, 368, по договоренности с владельцем, Тони Круком».

— У нее руль не с той стороны, — сказал охранник, выуживая сигарету.

Я хотел было возразить ему, но сообразил, что для него, британца, руль, конечно, был расположен не там. Он был слева, как принято в Европе. Как надо для машины, на которой ездят в поисках человека, рожденного в Равенсбрюке.

— Ну что, всё в порядке тогда? — спросил я.

— Для нас — точно. А вот вы еще не все внесенные деньги использовали.

— А можно я тогда побуду немного у вас на заднем дворе? — попросил я. — Хотелось бы двигатель завести.