Михаил Шевелёв - От первого лица

— Кто говорит, что за люди?

— Ты слушай, не перебивай, и помни — не всё твоего ума дело. Пока, во всяком случае. Короче, вот про что базар. Есть серьезные люди, у которых возникла потребность, и она долгосрочная. Их бабкам — тоже серьезным — здесь становится тесно. Даже мы с нашими объемами не можем им уже ничего предложить особо интересного. А бабло не может лежать просто так, оно протухает, его надо инвестировать. Не говоря уже о том, что в таких объемах его здесь демонстрировать не с руки, могут возникнуть ненужные вопросы. Поэтому оно должно отсюда исчезнуть, всплыть в другом месте и там работать. Понятно излагаю?

— Понятно. Только я здесь где?

— Вот, тут мы переходим к тебе. Нам нужен боковик — дочка, по сути, красногоркинская, но с наглухо обрубленными концами, — чтобы никто ниникогда, даже если сунут нос, родства нашего не обнаружил. Никакими бумагами, контрактами там всякими и договорами, такие вещи, Володя, не решаются. Все, в конце концов, стоит на людях. Есть порядочный человек, можно ему доверять — будет дело. Нет — ищи другого. Вот ты, по нашим понятиям, такой человек — Илюшин друг, и вообще. Ты сколько уже с нами?

— Шестой год.

— Ну, значит, много чего видел — в курсе, в общем, как реальная жизнь устроена.

— В общем, да.

— Предложение к тебе, значит, такое. Вот эту всю суету, которую мы на тебя здесь взгромоздили, заканчиваешь, сдаешь дела и начинаешь самостоятельный проект. Где, как, чего, регистрация и прочие подробности — не парься, это все сделают без тебя. От тебя нужно одно — имя. И ответственность, конечно. Ты отвечаешь передо мной, больше не перед кем, я — перед партнерами.

— Понимаю.

— Еще одно. Но важное. Компания здесь — это полдела. Но кто-то эти суммы должен принять на том берегу и аккуратно сложить в хорошем месте. Поэтому тебе предлагается отсюда свалить. Хорошее место — это Нью-Йорк. Твоя задача — такая же доверенная компания там. Ты переезжаешь с семьей, естественно, обустраиваешься, при этом вся материальная сторона дела — переезд, жилье, машина, страховки, прочее, — все это мы берем на себя. Мало того, поскольку ты становишься теперь топ и такой важный для нас человек, то как только ты соглашаешься, тебе на счет падает сумма, которая человеку твоего уровня позволяет не отвлекаться на всякую мелочевку.

— Но иностранец же не может на себя завести американскую компанию, Аркадий Самойлович.

— Правильно, не может. Именно поэтому тебе и предлагаются такие условия. Придется поменять гражданство. Поэтому, кстати, и выбрали тебя: метрика, надеюсь, у тебя сохранилась, где записано, что родители твои — жертвы антисемитизма в СССР? И в нынешней России ты испытываешь дискомфорт — баркашовщина всякая поднимает голову, то да се…

— Должна где-то валяться…

— Не найдешь — скажешь, поможем быстро восстановить. А с таким документом плюс некоторые рекомендации, которыми мы тебя снабдим, гражданство ты получишь, не сомневайся.

— Да, но все это как-то неожиданно… и вообще…

— Бывает, в жизни что-то неожиданное случается, а потом приглядишься — оказывается, всё закономерно. Да понимаю я тебя, конечно, так резко все поменять — дело непростое. Но ты же молодой человек, и то, что тебе предлагают, — это перспектива, она еще твоих внуков кормить будет. Гражданство поменять боишься? А почему? Мир же другой стал, чем дальше, тем больше, все эти границы — чистая условность. Что тебя здесь держит — ну не березки же?

— Да нет, разумеется, просто… не знаю. Но в любом случае мне надо посоветоваться.

— Вот тут я тебя понимаю. И это очень правильно. Я тоже никогда серьезных решений не принимаю, пока с Эмилией не обсужу. Удивительная женщина. На тебя, кстати, она первая обратила внимание тогда на свадьбе — смотри, говорит, какой хороший еврейский парень.

— Да ладно?

— Женская интуиция, брат, великое дело. Супруге кланяйся от меня обязательно, скажи, храню ту газету, перечитываю иногда. И не тяните с ответом, времени в обрез. Не ты — значит, кто-то другой должен заняться, бабки ждать не любят.

Юлька сказала сразу: едем. И нечего тут раздумывать, это шанс. И для нас, но главное — для ребенка. Я не хочу, чтобы он здесь рос, на этой помойке, среди воров и бандитов. Пусть хоть он человеком станет: едем, Вов, пожалуйста, я тебя очень прошу. Что, действительно, мешает? Соскучились — сели в самолет, и через десять часов в Москве.

Рекомендации, обещанные Аркадием в довесок к моей метрике, оказались смешные — письма в Госдепартамент от трех раввинов в Бронксе, в которых рассказывалось об ужасах советского и постсоветского антисемитизма, мелькали слова pogrom и otkaznik.