Михаил Шевелёв - От первого лица

И кроме того, соскучился я, честно говоря, по этой «Праге», по всему жирному, соленому, пряному и вредному, особенно желанному после Нью-Йорка, где Юлька первым делом увлеклась здоровым питанием и экологически чистыми продуктами, будь они неладны. Еще по кабацкой этой, прости господи, музыке тоже соскучился, по атмосфере пьяного братства — что поделаешь, корни не отпускают.

Из Шереметьево позвонил Аркадию, тот говорит: ну, давай в офис, заходи ко мне, а там разберемся, кому нести чего куда. Я засмеялся, услышав эту его любимую присказку — тоже часть родного пейзажа.

На Веснина все было как обычно — охранники и водилы маялись от безделья у входа, секретарши табунами цокали по коридорам, посетители искали нужные кабинеты.

Зашел к Аркадию и сразу понял — что-то не так и, похоже, не сложится сегодня вечер в «Праге». Слишком мрачный вид был у хозяина «Красной горки», и не создавалось впечатления, что мое появление его взбодрило.

— Присаживайся. Долетел нормально?

— Да, всё в порядке, на посадке только слегка поболтало. Что-то случилось?

— Нет. То есть да. Разговор имеется.

— Слушаю.

— Слушай внимательно, потому что про тебя разговор. И запомни сразу — я тут чисто для пересказа, ничего личного у меня к тебе нет, считай, не я с тобой разговариваю.

— Понял.

— Пока еще нет, но сейчас поймешь. Итак, есть две новости…

— Хорошая и плохая?

— Сам решишь. Во-первых, партнерам нашим, ну, ты понимаешь, кому, очень понравилось, как ты отработал начало проекта, — молодец, сказали, четко, быстро, эффективно. Премия, говорят, парню положена. При мне обсуждали, сколько, и сошлись на лимоне. Не рублей, как ты догадываешься.

— Да ладно?! Ничего себе… вот так новость, Аркадий Самойлович… спасибо вам огромное! А вторая какая?

— Вторая состоит в том, что ты приехал навсегда.

— Не понял?

— Принято решение — ты остаешься здесь, в Нью-Йорк не возвращаешься.

— Как это? Мы же только что переехали, гражданство поменяли.

— Остаешься и работаешь. Семья остается там. Прости. Еще раз — не мое решение.

— Что за бред?! Как это? А если я не согласен?

— Они сказали: будет залупаться — покажи ему вот это.

Аркадий встал из-за стола, подошел к сейфу, достал конверт, протянул мне.

Внутри были три ксерокопии. Одна — выдержка из закона США «Об иммиграции»: «…лица,

сообщившие недостоверные сведения о себе при въезде в США в части сотрудничества с иностранными правоохранительными или разведывательными институтами… немедленной депортации… также члены семьи…» Вторая — анкета, которую я заполнял в американском посольстве немногим больше года назад, точнее, одна графа из нее: «…сотрудничали ли с правоохранительными или разведывательными…» — и подчеркнутое «Нет». Третью мне и читать было не надо, слишком хорошо я ее помнил: «…даю согласие… негласное сотрудничество… 19.05.1984… подпись».

Как только, сказал Аркадий, все эти бумажки оказываются в распоряжении ФБР — все, пиши письма, это депортация немедленная. И вот еще что велели передать, добавил, — никаких контактов с женой. Сами, сказали, свяжемся и все безболезненно разрулим. И материально поддержим, пусть не дергается.

— А если она упрется? И скажет — да и хрен с вами, пусть высылают?

— Да, и про это был разговор. Ну и хорошо, говорят, пусть приезжает, тут ее будут ждать — нарушение тайны частной жизни… незаконная прослушка и видеосъемка… соучастие в дискредитации государственных деятелей… короче, лет на пятнадцать мы им обоим статью подберем за то дело прокурорское. Потому что я тебе тогда поверил, а они — нет. Повнимательнее, кстати, надо относиться к тем, с кем дружишь. Едалова — говорит тебе что-то эта фамилия?

— Да. Лучшая Юлькина подруга, они вместе в «Курьере» работали.

— Она ее и сдала. За небольшие, кстати, деньги. Но сейчас речь не об этом. Если будут настаивать, сказали эти люди, есть и другие способы убеждения — попроще, погрубее. И последнее. Вот это подпиши.

Я взял два бланка, который протянул мне Аркадий. Это были нотариально заверенные согласия. На изменение состава учредителей Universal LLC. И на развод.

Это, сообщил он, у них называется — двойная страховка.

«…меня вынудили к этому с помощью шантажа.

Когда мне было столько же примерно лет, сколько тебе сейчас, я нарушил закон. Тебе это представить трудно, но ты постарайся. Был такой советский закон, который запрещал людям свободно продавать вещи, которые им принадлежали. Они могли это сделать только через государственные магазины по строго фиксированным ценам. Люди обходили этот закон, существовал черный рынок. Тех, кого там ловили, наказывали, как правило, штрафом.