Мэри Стюарт - Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости [сборник]

— Я знаю. Я ведь тоже сомневался. Но такого я и представить себе не мог.

Голос его не изменился, но я внезапно поняла, что он сильно волнуется.

— О боже, — произнес Саймон, — да и кто бы мог представить себе такое?

Мы стояли рядом и смотрели на статую. Ничего красивее я в жизни не видела. На сверкающем бронзовом теле играли тени, глаза были устремлены куда-то вдаль, поверх наших голов — так глядят львы. Они были на редкость живыми, искусно выложенные эмалью и каким-то черным камнем, и темные зрачки от игры света и тени, казалось, мерцали и сверкали. Только еще у одной статуи есть такие глаза.

Саймон тихо отозвался на мои мысли:

— «Возничий».

Я спросила:

— Ты думаешь? Думаешь, его сотворила та же рука?

— Я ни черта в этом не смыслю, но при виде его именно это и приходит в голову.

— Майкл тоже так считал, — заметила я.

Он кивнул:

— И Найджел, если помнишь. Именно при упоминании о «Возничем» он вдруг решился что-то рассказать. Хотя, может, и потому, что разговор вообще шел о находках статуй, но нет. У меня возникло впечатление, что, едва речь зашла о «Возничем», он как-то напрягся.

— И не только глаза, — подхватила я, — но и в целом впечатление силы и грации… нечто неуловимое… нет, не то слово, оно слишком слабое… Эта статуя, она… грозная. Саймон, а может, это не просто один мастер, может, они — часть одной группы?.. Господи, ведь если существовало шесть тысяч статуй, то почему бы в святилище Аполлона не быть статуе Аполлона на колеснице? И почему бы эту колесницу не везти возничему, а этому самому богу не быть ее хозяином?

— Действительно, почему бы и нет? — согласился Саймон.

— Чему ты улыбаешься? Да, я волнуюсь. Неужели у меня не может родиться своя теория? Мне кажется…

— Я улыбаюсь не поэтому. Я-то считаю, что всякая теория хороша. Твоя, по крайней мере, великолепна и очень подходит. Нет, я улыбаюсь совсем по другому поводу. Димитриос.

— Ох! — Меня словно прямо с солнцепека затолкали в холодную воду. — Я совершенно о нем забыла.

— Я бы тоже хотел забыть… сейчас, — проговорил Саймон. Он не отводил глаз от статуи. — Но боюсь, прежде нам придется разобраться с этим дельцем, а потом уже думать о статуе.

— А что нам делать с ней? — глупо спросила я.

Он бросил на нее долгий взгляд, потом повернулся ко мне.

— Оставим здесь, в ее блестящей цитадели, и вернемся в царство теней, дорогая моя. Теперь нам известно, что именно нашел Майкл и за что он был убит. Эта глава закончилась, как я полагаю, смертью Ангелоса. Остается незаконченным наше дело. Найджел тоже нашел блестящую цитадель, и меня не покидает ощущение, что Димитриоса с Даниэль пускать сюда нельзя ни в коем случае.

Я с яростью воскликнула:

— Пусть только попробуют коснуться его! Я лягу поперек дороги!

— В таком случае пойдем обратно изображать сторожевых псов. Камилла…

— Что?

Он стоял и глядел на меня. И вновь этот настороженный взгляд, только в холодных глазах появилось какое-то иное выражение, отчего я принялась гадать, что за этим последует. Но он, запинаясь, сказал лишь:

— Не стоило брать тебя с собой.

Я промолчала в ответ. Он спросил:

— Боишься?

И я вновь промолчала. Отвела взгляд в сторону. Но почему-то совершенно не переживала, что он все понимает. Неожиданно он оказался совсем близко и, нежно взяв за подбородок, поднял мое лицо и заглянул мне в глаза:

— Ты же знаешь, почему я взял тебя с собой?

— Да.

— И я был прав.

— Да, я знаю.

— Ты слишком недооцениваешь себя, Камилла. Больше нельзя играть вторую скрипку. Договорились?

— Да.

Он помедлил, а затем выпалил:

— Ты сделала вчера открытие, помнишь? «Нет человека, который был бы как остров». Это правильно, но значить может многое. Перестань ненавидеть себя за то, что есть вещи, с которыми ты не можешь справиться и не хочешь признаться в этом самой себе. Ты не одна такая. А ты, по-видимому, считаешь, что обязана справляться со всем, с чем могу я или кто-либо другой. Это абсурд; прекрати презирать себя за то, что не похожа на других. Будь сама собой, Камилла, и поверь, у тебя получится.

Я не сразу сумела ответить. И лишь после паузы произнесла легкомысленным тоном:

— Надо обратиться с просьбой к богам, чтобы настал день и ты, оставив свое олимпийское спокойствие, снизошел бы до нас, простых смертных! Хотела бы я на это посмотреть! Если такой день наступит, я сама принесу себя в жертву Аполлону!

Он усмехнулся:

— Я напомню. А пока можешь быть уверена, что наш приятель Димитриос не сделает это за тебя. Пойду погляжу, не вернулся ли он. Или Найджел. Побудешь здесь?