Алла Холод - Чужая гостья

Самое смешное, что именно в тот самый момент, когда Семен распинался о своих планах, раздался звонок в дверь, пришел Миша. Я почувствовал, что сейчас может случиться что-то очень неприятное, но Миша вел себя корректно, выпил с нами водки, съел пару пирожков. Я пытался закрыть Семе рот, но это было не так просто, Миша все понял. Я отвел его в сторону и сказал, что лучше бы вам с Машей на завтрашнее мероприятие не приезжать, Сему понесет, он разбередит старые отношения, зачем все это? Но Миша ответил, что поехать на день рождения – это как раз решение Маши. Будто именно ты сказала, что этой поездкой раз и навсегда поставишь все точки над «и». Миша говорил вполне уверенно, однако мне показалось, что на самом деле никакой уверенности у него нет. Ему было страшно, он панически боялся тебя потерять.

В тот день мы все изрядно выпили, думаю, ты помнишь, что Семен ходил за тобой хвостом до самой ночи. Ты его избегала, но Семен распалялся еще сильнее. Он просто не мог поверить в то, что ты потеряла к нему интерес. Самое элементарное объяснение было для него еще одним жестоким ударом. Ты предпочла Мишу! О нет, только не это! Короче, настал момент, когда все стали расходиться по комнатам. Кто был больше пьян, кто меньше, но было уже поздно и пора было ложиться спать. В тот вечер у нас с Улей была близость, но все прошло как-то не так.

– В ту ночь Уля спала со мной, – возразила Марьяна.

– Ну это не удивительно, – кивнул Толик и снова погрузился в воспоминания. – Мне казалось, она чего-то от меня ждет, да так, наверное, и было, но я не решался, я не мог сделать самый важный шаг, я был полным идиотом. Что теперь об этом говорить? После того, как между нами все произошло, и мы уже собрались спать, Уля спросила меня: ты меня любишь? Я сказал: да, люблю. И тогда она спросила: чего же ты ждешь? Мне сейчас очень стыдно говорить об этом, но я тогда поступил, как полное ничтожество: поднялся с постели, надел джинсы и ушел. Я вышел на террасу покурить и увидел, что в кухне горит свет. «Там остался кто-то самый стойкий», – подумал я и вышел в коридор, который вел к кухне. После прерванного разговора с Улей хотелось выпить. Она обволакивала меня своей красотой и нежностью, но я боялся. Боялся любви, семьи, детей, боялся близкого проникновения в жизнь другого человека. Я хотел уехать, я жаждал чего-то, сам не знал чего… Впрочем, мои душевные метания мы вполне можем оставить в стороне. На чем я остановился? Ах да, я зашел в кухню, но там было пусто. Горел свет, на столе стояла бутылка и две рюмки, остальная недомытая посуда была грудой свалена в раковину. Я до сих пор отчетливо помню блюдце с нарезанными кусочками сала, и как от каждого кусочка была аккуратно отрезана шкурка. Только Миша любил шкурки от сала, все это знали. Я стал искать участников банкета и, честно говоря, уже в тот момент испугался, как бы между ними чего не произошло. Ну и в конце концов нашел…

Я увидел Мишу в стороне от дома, у сарая, он заметил меня и бросился в мою сторону. Он шатался, не разбирал дороги. Он меня увидел и рухнул на колени, лицом в землю. Я бросился к нему. Его истерика продолжалась с минуту, и тогда я еще не понял, что произошло. Я принес с кухни водки, дал ему выпить, и он рассказал, что они с Семеном остались одни, и именно Сема затеял разговор о тебе. Голукович был пьян, он повел Мишу вглубь дома и заявил, что если он откажется от тебя, он заплатит ему круглую сумму. Вначале Семен не сказал, какую именно, но потом открыл сейф и стал вытряхивать оттуда пачки долларов. Денег было много. Семен предложил сделку, но сказал, что если Миша откажется, он снимает с себя все дружеские обязательства. Он сказал, что в любом случае не даст тебе выйти замуж за Мишу. И еще одно сказал. Якобы в ту ночь, когда все купались в реке, ты почти отдалась ему, сказала, что по-прежнему его любишь, якобы Семену оставалось сделать лишь один шаг, но кто-то помешал. Что если бы не гости, он бы сейчас лежал с тобой в постели.

– Это неправда! – выкрикнула Марьяна. – Ничего такого между нами не было.

– Маш, я не сомневаюсь. Я думаю, это был чистой воды блеф, а по-русски говоря – вранье. Но Миша в тот момент этого не понимал. Он нашел в прихожей, где-то в шкафу, какой-то старый шарф, скрутил его жгутом, вернулся в комнату и застал Семена склонившимся над пачкой денег – тот пересчитывал купюры. Доллары были не его, дедовские, Сема не имел представления, сколько денег находится в каждой пачке. Миша сказал, что первой его мыслью было наброситься на него сзади, но тогда мертвое тело пришлось бы тащить через дом и двор до самой лесополосы. И неизбежно остались бы следы. Поэтому он поступил иначе: сказал, что согласен, предложил скрепить сделку рюмкой водки. Когда проходили мимо прихожей, взял шарф, спрятал его в карман ветровки, надел ее, позвал Семена выйти на воздух. Они дошли до сарая, когда Мишу осенила мысль, что лучшего места, пожалуй, не найти. На все про все ушли считаные секунды…