Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

Не зря же я храню все тома одиннадцатого издания Энциклопедии Британники в туалете в восточном крыле Букшоу.

У констебля налились кровью глаза или мне показалось?

– Вы всегда такая умная, да? – наконец произнес он.

– Вовсе нет, констебль Оттер, – ответила я и снова вытянула руку. – Я просто девочка, которая знает свои права. Будьте добры, мои фотографии.

И он протянул мне конверт, держа его большим и средним пальцем с таким видом, как будто тот внезапно начал вонять.

Я вознесла краткую благодарственную молитву святому Бернардину Сиенскому, покровителю игроков.

– Благодарю, – я медленно вытащила конверт из его пальцев.

Нет нужды торопиться, Флавия. Сохраняй хладнокровие.

Я медленно обвела взглядом практически лишенную обстановки комнату и снова посмотрела на разъяренного полицейского.

– У вас тут миленько, констебль Оттер. Однако, думаю, не помешает украсить ваше обиталище цветами.

Пусть подумает, что я имею в виду.

А потом, одарив его жуткой улыбкой, скорее напоминающей гримасу, я отчалила к выходу с величием королевы Елизаветы.

У меня появился враг. Я это знаю.

Я прогуливалась по центральной улице и присматривала место, где смогу в тишине и спокойствии изучить фотографии. Там и сям были группки людей, видимо, привлеченные цирком, и уединиться было негде.

Я шла мимо магазина, витрина которого была сверху донизу забита пряжей всех мыслимых и немыслимых оттенков. Остановившись, чтобы рассмотреть древний дуршлаг, из которого торчали вязальные спицы зловещего вида, я услышала:

– Пс-с, Флавия!

Я повернулась. Никого. Ни единого человека в пределах двадцати футов от меня.

– Пс-с! Флавия! – на этот раз более настойчиво.

Я подняла голову вверх. На ветках платана, нависших над тротуаром, сидел и болтал ногами ухмыляющийся Хоб.

– Забирайся сюда, – прошипел он, делая приглашающие жесты.

Я торопливо окинула взглядом улицу, убеждаясь, что на меня никто не обращает внимания, и потом быстро забралась на дерево и устроилась рядом с Хобом.

Дерево оказалось прохладным зеленым оазисом посреди жаркого летнего дня. Легкий освежающий ветерок шевелил листья.

– О, хорошо! Ты забрала снимки, – сказал Хоб, потянувшись к конверту. – Давай посмотрим, как они получились.

Что-то во мне воспротивилось перспективе отдать фотографии, но я осознала, что констебль Оттер, дело Ноттеджа против Джексона и судья Боуэн не оставили мне шанса, если говорить о том, кому принадлежат снимки.

– Конечно, – слишком жизнерадостно сказала я, скрывая расстройство. – Ты первый.

Я протянула ему конверт и нетерпеливо наблюдала, как он медленно открывает его, заглядывает внутрь с таким видом, как будто смотрит в телескоп, потом улыбается мне, сует два пальца в конверт и наполовину достает фотографии.

Хотелось его просто придушить.

И все же в глубине души я помнила, как сама вела себя точно так же в похожих ситуациях. Наигранная загадочность – такой прекрасный способ растянуть удовольствие, превратить миг в целую вечность. И я впервые поняла, что эти краткие секунды радости – не более чем замаскированная печаль.

– Давай взглянем, – сказала я и сделала вид, будто хочу выхватить фотографии, но Хоб с хихиканьем отдернул руку.

– Сначала я, – этими словами он закончил обсуждение.

В этом мире, среди цивилизованных людей, слова «сначала я» побивают все. Подозреваю, они сработают даже в Судный день.

Делая вид, что мне все равно, я смотрела вдаль и нетерпеливо ждала, пока Хоб перебирает фотографии.

Он фыркнул и сказал:

– Испорчены. Все.

– О? Почему? – беззаботно поинтересовалась я.

– Камера дергалась. Они все смазанные.

– Чего ты ожидал от камеры, болтающейся на хвосте воздушного змея? Дай посмотреть.

Утратив всякий интерес, Хоб протянул мне снимки.

– Надо ждать, пока веревка не натянется. И не дергать ее слишком сильно. Я пытался дождаться, пока ветер стабилизируется.

– Насколько я помню, ветер был несильный, – сказала я, перебирая фотографии.

Хоб был прав. Большинство из них были просто мазками света и тени.

Все, за исключением одной.

– Погоди, – сказала я. – Вот эта почти идеальна.

Хоб посмотрел на нее.

– Камера смотрит не в том направлении, – возразил он. – Я пытался сфотографировать реку и цирк.

– Так и получилось, – ответила я, указывая на задний план. – Смотри: вот наша лодка на реке. А это я опустила руку в воду.

Я не стала привлекать внимание к темному пятну, изображавшему труп, в рот которого я засунула пальцы.