Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

Женщина вышла из тени, и я увидела, что она работала над холстом, изображающим группу мужчин в кандалах, выброшенных за борт корабля в море, а неподалеку был остров, где на кресте был распят пожираемый осами человек.

– Они прекрасны! – воскликнула я. – Все до единой. Это святой Астий на кресте, не так ли? Его обмазали медом и оставили на палящем солнце, чтобы осы искусали его до смерти.

Женщина шагнула ко мне, и ее озаренное свечами лицо вспыхнуло в темноте, словно комета, а седые волосы неслись позади, словно хвост.

Она подходила все ближе и ближе, пока ее нос чуть не коснулся моего. От нее жутко пахло чесноком.

– Черт возьми! – воскликнула она. – А ты разбираешься в святых, верно?

Я испугалась, что следующим вопросом будет, как меня зовут, но не стоило волноваться.

– А это кто? – вопросила она, указывая на группу людей, которых заставили идти по доске.

Это мое воображение или один из них до невозможности напоминает Орландо Уайтбреда? Разумеется, я видела его только в качестве трупа, так что трудно сказать наверняка.

– Семь мучеников Диррахии, – ответила я и начала загибать пальцы. – Герман, Исихий, Лукиан, Папий, Перегрин, Помпей и Саторнин, если в алфавитном порядке.

Я не стала упоминать, что однажды я выиграла приз за то, что смогла изрыгнуть из себя все эти имена. Бедный отец Даффи из Хинли, должно быть, до сих пор страдальчески качает головой по причине поражения его домашнего голиафа, сиречь Мэри Роуз Третуэй, обладавшей фотографической памятью, – ей не подфартило, когда мне по ошибке достался ее вопрос.

Фели (знавшая его по музыкальным фестивалям) намекнула, что отец Даффи страстно увлечен албанскими мучениками и что их приберегают в качестве сюрприза, чтобы нанести поражение команде Бишоп-Лейси.

Я выучила их имена с помощью мнемонической подсказки из первых букв: «губим их любовно приготовленной порцией прекрасного стрихнина»…

Г. И. Л. П. П. П. С.

Герман, Исихий, Лукиан, Папий, Перегрин, Помпей и Саторнин.

Только и всего, и я ушла с трофеем – довольно вульгарным кубком с моим именем (неправильно написанным), нанесенным на обратную сторону Мэри Маргарет Такаберри, капитаном рукодельной лиги.

Только дома я заметила, что дева Мария показывает язык.

– Весьма впечатляет, – заметила миссис Дэндимен, поворачиваясь к освежеванному человеку.

– Святой Варфоломей, – ответила я. – Покровитель загара.

– А это?

– Парень-барбекю? – уточнила я, набираясь уверенности с каждой минутой. – Легко. Это святой Лаврентий. Полагаю, на посвященной ему церкви в Риме до сих пор красуется решетка.

Надо перехватывать инициативу, пока она не продолжила допрос. Я указала на женщину, выбирающуюся из драконьего брюха.

– Маргарита Антиохская. Дракон – это дьявол в другом обличии. Хорошая штука. Из всех живых созданий он лучше всех должен знать, что распятия работают не только против вампиров.

Миссис Дэндимен вытащила свечу, стоящую перед портретом святого Варфоломея, и поднесла ее к моему лицу. Долго рассматривала меня, перемещая свечу справа налево.

– Я тебя уже где-то видела, – заключила она. – Но ни за что не вспомню где.

Я пожала плечами и сказала, ненавидя себя за эти слова:

– Я просто девочка. Одна из миллиона девочек с мышиными хвостиками. Я просто серая мышь.

Иногда приходится маскироваться с помощью того, что вам доступно. Например, рта, как в моем случае. Ну и, конечно же, мозгов.

Надо отвлечь ее внимание, чтобы она не сопоставила лицо и имя. Не так давно она могла видеть меня в газетах.

– Я чувствую, что могу доверять вам, миссис Дэндимен, но вы должны пообещать, что не обмолвитесь ни одной живой душе. Ни слова о том, что я вам сейчас скажу.

Кто во всем мире со времен Адама и Евы мог устоять перед такой пикантной просьбой?

– Обещаю, – сказала она, с предвкушением облизывая губы.

Я коснулась тыльной стороны ее ладони пальцами, чтобы скрепить нашу невидимую связь.

– Я та, кто нашел тело Орландо Уайтбреда, – сказала я, наблюдая за ее глазами. – Мне нужно с вами поговорить.

– Орландо? – выдохнула она. – Мертв?

Даже в неверном свете свечей я могла видеть, как она побледнела, – а этот эффект невозможно подделать. Бог свидетель, я пыталась.

Если эта женщина притворяется, она величайшая актриса в мире.

– Когда? – спросила она. – Где? Что произошло?

– Этим утром, – ответила я. – В реке.

– Самоубийство?

Я промолчала – приемчик, который я позаимствовала у инспектора Хьюитта и который оказался одним их самых полезных в моем обширном арсенале.