Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

– Вот это да! – сказала она. – Смотри. Это посвящение. Здесь есть целое стихотворение.

– Ничего не поняла, – сказала я. – Какой в этом смысл?

– Он виден только опытному глазу, – заметила Даффи.

– Тогда объясни, – попросила я. – У меня нет времени ломать голову над стишками.

– Какая жалость, – отозвалась Даффи. – Ты могла бы чему-нибудь научиться.

– Например?

Я начинала терять терпение.

– Для начала, Леандр – это персонаж греческих мифов. Он полюбил жрицу по имени Геро.

– Постой, – сказала я, – Геро – это же мужское имя.

– Сейчас да. Но в те времена оно было женским. До того как мужчины исказили исторические факты, а потом еще и надругались над ними, словно псы, закапывающие… Ладно, ты поняла.

– Кости, – предположила я, но Даффи проигнорировала меня.

– Леандр попытался переплыть Геллеспонт ночью, но поднялась буря, и он утонул.

Утонул? Ночью?

Все более и более интригует.

– А что за поле Флеккера? спросила я. – Никогда не слышала о таком месте. Это где-то поблизости?

– Может быть, – ответила Даффи, – но Джеймс Элрой Флеккер – это имя поэта, который умер во время мировой войны.

– В бою? – уточнила я.

– В постели, – сказала Даффи. – Не на поле, а в постели. От туберкулеза. В Швейцарии.

– Не вижу связи, – заключила я.

Хорошо, что я занимаюсь ядами, а не поэзией, которая еще более туманна, чем действие белладонны.

– Связь в том, – уточнила Даффи, – что поле Флеккера в одном из значений – это поэзия. Знаешь:

Невидимые перья коснулись моего позвоночника. Надо почитать этого Флеккера. Может быть, я даже изменю свое мнение касательно поэзии.

– Ага! – сказала я. – Понимаю! – хотя на самом деле я не понимала абсолютно ничего.

– Так что очевидно, – продолжила Даффи, – что это отсылка к другому поэту, не к ней самой.

– Но постой-ка, – перебила я. – Если поле Флеккера относится к поэзии, это может быть собственное поле миссис Палмер, поскольку она тоже поэт.

Даффи воззрилась на меня скептически.

– Или, – заявила я, подняв палец для пущей убедительности, – это может быть настоящее поле. Есть ли поле, принадлежащее «Дубу и фазану»?

– Гм-м, сомневаюсь, – нахмурилась Даффи. – Современные поэты редко бывают буквальны, если не считать тех, кто живет в колониях. Тем не менее, полагаю, твоя идея заслуживает осмысления.

– Как ты думаешь, можем мы найти настоящую медную кобылу и настоящего латунного жеребца? Может, нам надо искать заводчика лошадей или владельца ипподрома?

– На железной дороге, – добавила Даффи, хлопнув меня по плечу. – Железный конь и тому подобное.

Я чуть не упала от изумления, но на удивление хорошо совладала с собой.

– А что насчет остального? – поинтересовалась я. – Все эти удары о дерн и вкус ветра?

Даффи встала с кровати и подошла к окну, уставившись на Фели и Дитера, наворачивающих круги по саду рука об руку.

Потом повернулась и окинула меня долгим холодным расчетливым взглядом, как будто прикидывая, может ли доверить мне страшную тайну. После молчания, которое, как мне показалось, длилось несколько часов, но, скорее всего, не превышало пятнадцати секунд, она ответила:

– Предоставь это мне.

– Ладно, – согласилась я.

Мы с Даффи сошлись на том, что каждая из нас продолжит свою собственную линию расследования.

Не то чтобы я это планировала. Ни на секунду.

Чего Даффи не понимала, так это того, что у нас с ней разные цели. Она хотела разгадать загадки сборника стихов, а я – поймать убийцу.

Я понятия не имела, что она знает об Орландо Уайтбреде, и не хотела ее спрашивать. Вечно уткнув нос в книгу, Даффи не особенно хорошо разбирается в актуальных вещах – или даже вчерашних, как в этом конкретном случае.

По ее оценке, мир подошел к своему концу в 1870 году. После смерти Чарльза Диккенса девятого июля того года не было написано ничего стоящего.

Хотя она читала современные книги, но лишь для того, чтобы поупражнять глаза, по крайней мере, так она утверждала.

Так что это именно я изучала страницы газет в поисках жутких преступлений. Начала я, конечно же, с залежей древних газет, заполонивших шкафы Букшоу. Многие из них были датированы прошлым веком. На пожелтевших хрупких страницах я завороженно читала о сливках криминального мира: Хэйге [15], Армстронге [16], Криппене [17]– список очень длинный.