Ви сидел на подоконнике и, пододвинув к себе пепельницу, держал в левой руке ещё незажженную сигарету, а правой писал что-то в тетрадке, лежавшей на его коленях. Он не повернул головы, но когда она появилась в проходе, заговорил:
— Если мешаю или смущаю, скажи, я пойду в прихожую, — Юна растерялась от такого предложения и ей стало совестно его куда-то прогонять. В конце концов, он не мешал подходить ни к чему из нужного: холодильнику, плите, кофеварке, столу, и занял то место, которое она сама бы не заняла никогда.
— Нет, всё в порядке, — всё в той же маске железной леди, она сделала шаг. Скрещенные на груди руки выдавали непримиримость и горделивую надменность. Но после пары взглядов на Ви надменной быть переставало хотеться. Ему не до неё настолько, казалось, что она могла бы войти в короне и с посохом — и бровью бы не повел. — Отчеты пишешь?
— Нет — стихи, — Ви щелкнул ручкой, убрав стержень внутрь, и посмотрел на Юну.
— Стихи? — изумление прорвалось, как наименее безопасная для имиджа эмоция. — Ты поэт?
— Да нет, так, баловство. — парень закрыл тетрадку.
— О чем пишешь?
— О любви, — он свесил ноги с подоконника и, положив тетрадь рядом с пепельницей, завертел сигарету в пальцах обеих рук. Челка упала вперед, и он опустил взгляд вниз.
— Ты влюблен? — Юна медленно подкралась к плите. Перекусить чего-нибудь от нервов? Нет, перед сном есть плохо. Для фигуры, для здоровья. Лучше попить воды и всё.
— Нет! — живо покачал головой молодой человек. — Нет, я не влюблен.
— Как же тогда можно писать о любви? О ком? Или это так, рассуждения для себя?
— Для себя? — Ви быстро поморщился, на миг скосив губу, и опять разгладил лицо. — Я никогда ничего для себя не делаю, — Юна недоверчиво бесшумно хмыкнула.
— Ничего и никогда? Дашь взглянуть на стихи?
— Нет, — накрыл ладонью тетрадь Ви, хотя Юна и не шелохнулась.
— Почему? Это же ни о ком-то конкретном…
— Ну… в какой-то мере, может быть, о ком-то конкретном. О Ней, — мечтательно поднял он взгляд к потолку, будто на нем была фреска с портретом. Юна едва удержалась, чтобы не задрать голову и не посмотреть над собой.
— О Ней?
— Да, абстрактной идеальной девушке, в которую я уже влюблен, и которую я когда-нибудь встречу.
— И как она выглядит?
— Без понятия, — Ви спрыгнул на пол, достал из заднего кармана зажигалку, забрался обратно, закурил.
— А ты сам… разве идеальный, чтобы претендовать на идеальную? Вот, куришь, например, — сжала лицо в жеманную гримасу Юна, отступив на шаг, избегая дыма. Парень поднял руку и приоткрыл окно, повернув ручки.
— А я разве выдвигал какие-то критерии? Я не претендую на идеальную в твоём понимании, у меня есть своё. Я, может так случиться, тоже в чьём-нибудь понимании идеальный.
— А если нет?
— Ну нет, так нет, — спокойно улыбнулся он, втянув в себя табачное облако. Изо рта вырвалось ровное колечко.
— А ты давно знаешь Хосока? — Юна вновь подкралась поближе.
— Очень.
— Вы дружите, да? Крепко? — Ви кивнул. — То есть, мне бесполезно пытаться подкупить тебя или уговорить поступить в разрез с желаниями твоего товарища?
— Абсолютно. А чего ты хочешь? Если свободы, то ты знаешь, что тебе нужно просто уступить его просьбе.
— Уступить просьбе… — девушка прислонилась к рабочему столу и, набравшись смелости, протянула руку. — Дай затянуться один раз, пожалуйста, — Ви округлил глаза, едва не угорев в процессе производства дымных колец.
— А ты куришь?!
— Никогда в жизни даже не пробовала, — молодой человек плавно протянул ей сигарету. Юна усомнилась мимолетно, растопырив два принимающих пальца. Философски изрекла: — Свобода… иногда получая маленькую свободу, мы попадаем в большое рабство, — затыкая себе рот, она поспешно затянулась и, вдохнув в себя, дико закашлялась. От крепкой и отвратительной горечи заслезились глаза. Ви поспешил налить из кувшина стакан воды и протянул ей. Хрипло выдавив «спасибо», Юна запивала жадно никотин, но его гадкий вкус не уходил.
— Ну вот, угроблю тебя, меня по голове не погладят, — запричитал Ви, судорожно найдя в закромах клубничную жвачку и протянув её после того, как девушка откашлялась.
— Хосок тебе только благодарность выпишет, — закинула пластинку в рот она, вернув парню сигарету.
— Неправда, он никогда не радуется чужим бедам. Злорадство не сильная его сторона.
— А что у него вообще из сильных сторон? Женитьбы он боится, деньги не его, и он их потерять боится. Вернее, не получить… В чем он силён?
Читать дальше