Фрэнси до сих пор было неприятно от того, как Лоуэл отреагировал на ее звонки Уинни:
— Мне кажется, не стоило этого делать.
— Почему?
— Ей, наверное, хочется, чтобы ее никто не трогал. А еще…
— Что еще?
— Мы же ничего не знаем.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он вздохнул, ему явно не хотелось отвечать, но Фрэнси требовала ответа.
— Где она была, когда Мидаса похитили? Почему нет следов взлома? Просто мне кажется, что сейчас не надо с ней сближаться. И мне уж точно не хочется, чтобы она приближалась к Уиллу.
Фрэнси была в ярости:
— Ты на что это намекаешь?
Фрэнси смотрела, как Гектор заходит за угол дома Уинни, ей очень хотелось забыть об этом разговоре. В детской сумке завибрировал телефон. Она повесила камеру на шею. Пришло сообщение от Лоуэла. Она подумала, что он хочет извиниться: «Все плохо. Работу не получил. Выбрали других».
Фрэнси убрала телефон в сумку. Ей было очень тревожно. Эта работа была единственным источником дохода, на который они могли рассчитывать. Через три недели нужно было платить за квартиру. В коляске зашевелился Уилл, она убрала фотоаппарат в чехол и покатила коляску к парку, надеясь, что Уилл снова заснет. В голову лезли мрачные мысли.
Она пыталась не думать о плохом.
Она любила Лоуэла, он был хорошим мужем и добрым человеком. Но все-таки. Почему она не выбрала такого мужа, как у большинства «Майских матерей»? Такого, как Чарли, которому по средствам шикарная квартира рядом с парком. Который бесконечно выкладывает на «Фейсбуке» фотографии Колетт и Поппи с нежными подписями про то, какие они красивые и как ему с ними повезло. Или такого, как у Скарлет. Штатный университетский профессор, купил большой дом в пригороде, у него достаточно денег, чтобы Скарлет спокойно сидела дома. Скарлет однажды рассказала, что он старается вернуться домой к шести, чтобы вместе поужинать, искупать ребенка и помочь его уложить. Лоуэл был вообще не такой: он все время работал, дела шли не очень, он уже не раз говорил, что Фрэнси тоже надо как-то зарабатывать. Это он придумал, что нужно устроить встречу «Майских матерей» и бесплатно пофотографировать младенцев, чтобы сделать портфолио, а потом зарабатывать, делая детские портреты (как-то раз она мимоходом упомянула, что ей это интересно).
Через пятнадцать минут она, сгибаясь под тяжестью камеры и детской сумки, подошла к иве. Ее кудри увлажнились и разлохматились. Колетт уже была на месте и раскладывала покрывало. На ней было короткое голубое платье, волосы заплетены в косу «рыбий хвост». Фрэнси не понимала, как у Колетт получается всегда так хорошо и аккуратно выглядеть. Фрэнси даже не была уверена, почистила ли она утром зубы.
— А Нэлл не звонила? — спросила Фрэнси, поставив коляску в тень.
— Пока нет, — Колетт открыла коробку с мини-маффинами и предложила Фрэнси. — Она обещала позвонить в обеденный перерыв. Надеюсь, ее первый день идет хорошо.
Следующим пришел Одди. Когда он снял очки, женщины увидели, что у него красные глаза.
— С тобой все хорошо? — спросила Колетт.
— Ага, — он отвел глаза. — Аллергия разыгралась из-за жары, жуть просто.
Потом стали приходить остальные, Фрэнси никого из них не знала: они ни разу не удосужились прийти на встречу, где не было обещано бесплатных фотографий. Женщины осторожно подходили к дереву и спрашивали, тут ли будет встреча «Майских матерей». А тех, кого Фрэнси рассчитывала повидать, не было — ни Юко, ни Скарлет, ни Джеммы. Она старалась не показывать своего разочарования и стала устанавливать оборудование для портретной съемки, которое принесла с собой. Она по очереди приглашала всех фотографироваться. Раньше она никогда не снимала детей, но теперь бесстрашно взялась за дело, чтобы отвлечься от забот и не думать о проблемах с деньгами, о Лоуэле и той картине, которую описала Антония Фрэмингам: Мидас, который лежит в страхе и одиночестве и скучает по матери.
— Понимаю, все это очень страшно, но есть какие-то новости о Мидасе? — спросил кто-то за ее спиной.
— Я полтора часа сидела в очереди к педиатру, а телефон разрядился, — сказала одна из мам. — Что-нибудь стало известно?
Фрэнси попыталась не обращать на них внимания, сосредоточиться на свете и тени, на том, чтобы сладить с непослушным, капризным младенцем, с которым она работала в тот момент.
— Сегодня утром допросили этого врача из Методисткой больницы, ну этого, которого 4 июля приняли за Боди Могаро. Он закончил Гарвардскую медицинскую школу, был лучшим в своем выпуске. Оказалось, он не «вел себя неадекватно». Он громко выкрикивал инструкции дежурным врачам. Там была молодая мать в критической состоянии. Она вчера умерла.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу