Эйми Моллой - Идеальная мать

Фрэнси убрала звук и положила пульт на стол перед собой. За окном было слышно, как тормозит автобус, в комнату просочился привкус бензина, она ощутила его на губах. Ей не хотелось думать ни о потере Антонии Фрэмигам, ни о потере Уинни. А в особенности ей не хотелось думать о том, чем она думала последние несколько дней, не в силах выкинуть эти мысли из головы — о тех трех детях, которых она потеряла.

Первой была дочка. Когда Фрэнси была одна, она представляла все так живо, словно это было вчера. Комната с белыми кафельными стенами, запах антисептика, испуганные лица девочек-подростков, которые тоже ждали на твердых пластиковых стульях в приемной. С ними хотя бы кто-то был — такие же испуганные мальчики, подружки, которые беспокойно сидели с ними рядом и жевали половинку жвачки, которую они разделили между собой. Одна девочка даже пришла с матерью в огромных сережках кольцами, которая вцепилась в руку дочери и заявила медсестре, что ей плевать на правила и она идет вместе с дочерью. Мать Фрэнси ждала в машине, нарезая круги вокруг парковки магазина «Биг лотс», потому что боялась, что ее увидит кто-нибудь из церкви.

«Осознаете ли вы, какие последствия могут быть у данной процедуры?» — спросила медсестра, когда Фрэнси наконец ввели в стерильный прохладный кабинет и выдали ей голубую одноразовую сорочку.

«Да».

«У вас есть разрешение от отца?»

«Отец с нами не живет. Он нас бросил, когда я была маленькая».

«Не вашего отца, а отца ребенка».

«Ой, — она запаниковала. — А что, это нужно?»

Медсестра посмотрела на нее:

«Не то чтобы официально, но было бы неплохо. — Фрэнси не поднимала глаз. — Скажите, пожалуйста, имя отца».

«Имя?»

Медсестра застыла с ручкой на весу. Она раздраженно вздохнула:

«Да, его имя. Полагаю, оно вам известно?»

Конечно же оно было ей известно. Джеймс Кристофер Колберн. Двадцать два года. Выпускник университета Сент Джеймс, участник группы Католических волонтеров, учитель биологии в школе Божьей матери неустанной помощи. Она тогда осталась после уроков и рассказала ему о том, что ее тошнит по утрам и тест был положительный. Он собрал свои вещи, сказал, что ему пора, но он позвонит ей вечером. На следующий день на его месте в классе стоял учитель физкультуры. Она больше никогда его не видела.

«Нет, имени я не знаю».

Медсестра покачала головой, жесткие белые кудряшки всколыхнулись. Она что-то пробормотала себе под нос и сделала пометку в карте.

«Распишитесь здесь, это согласие на процедуру. — Она щелкнула жвачкой. — Чтобы мы были уверены, что вы потом не пожалеете».

Фрэнси дрожащей рукой поставила подпись. Ей хотелось сказать медсестре, что она не была согласна на процедуру. Она хотела оставить ребенка. Ей казалось, что у нее получится. Он должен был родиться только летом. Она могла бы родить после выпускного и потом найти работу, чтобы содержать себя и ребенка.

Но мать ей это запретила:

«Нет, Мэри Фрэнсис. Даже слышать об этом не желаю. В моей жизни нет на это времени, — сказала Мэрилин, яростно раскатывая тесто. — Мне и так нелегко одной растить двух дочерей. Мне не нужен лишний рот».

«Все нормально?» — спросила Мэрилин, когда Фрэнси залезла на переднее сиденье «Кутласса» через час после процедуры.

«Да. Все быстро закончилось».

И больше они никогда об этом не говорили.

Она потеряла еще двоих детей — оба раза выкидыши. Это было так же душераздирающе. Первого — через четыре месяца после свадьбы. Это случилось на таком раннем сроке, что там и не было настоящего ребенка. По крайней мере, так сказал ее гинеколог в Ноксвилле:

«Срок совсем ранний, это просто несколько клеток. Продолжайте пробовать».

Ей хотелось спросить, что там ненастоящего. Лоуэл держал ее за руку, пока они сидели в кабинете гинеколога после ультразвука, а на животе у нее подсыхал прозрачный голубоватый гель. Имя, которое она выбрала? Или жизнь, о которой она мечтала?

Второго она потеряла два года спустя: в течение семнадцати мучительных месяцев она безуспешно пыталась забеременеть, потом, по совету доктора, они сделали ЭКО, но в результате из-за пороков в развитии плода, он не выжил.

«У меня нет объяснения, — сказал тогда доктор. — В возрасте от двадцати до тридцати, в вашем возрасте, очень редко бывают проблемы с зачатием. Может быть, во второй раз получится».

У нее-то объяснение было . Случилось именно то, о чем предупреждала медсестра — что ей придется пожалеть о своем решении. Что могут быть будут последствия. По мере того как день процедуры приближался, Фрэнси, лежа в кровати, представляла, как бы выглядела ее девочка (она была уверена, что это девочка). Она мечтала, чтобы у нее хватило храбрости противостоять матери и сделать все возможное для своего ребенка. И вырастить этого ребенка по-своему . Но она ничего не сделала. Она была беспомощна.