Эйми Моллой - Идеальная мать

Фрэнси отерла слезы с уголков глаз и вновь посмотрела на телевизор. На экране была фотография Мидаса. Он лежал на спине и смотрел в камеру, ручки были подняты к щекам. Она взяла пульт и сделала погромче. Антония Фрэмингам сморкалась в платок:

— Я ничего с собой не могу поделать, я все время думаю о Мидасе. Когда пропала моя дочь, я точно так же лежала в постели и думала о ней, — она шмыгнула носом. — Я будто бы вижу его перед собой. Он где-то совсем один, его маленькое сердечко страдает, он не понимает, где мама. Не знает, когда же она за ним придет.

Фрэнси выключила телевизор и бросила пульт на диван. На сегодня ей хватит. Она пошла на кухню и аккуратно положила бутылочку в раковину. Благодаря смеси Уилл успокоился и стал засыпать. Она аккуратно положила его в коляску, пристегнула и спустила коляску в подъезд. Потом вывезла ее на улицу, в жару, и пошла в горку шесть кварталов по направлению к парку. Она зашла в магазин за диетической колой — впервые за неделю решила позволить себе что-то с кофеином. Когда она дошла до своей скамейки напротив дома Уинни, футболка уже прилипла к пояснице. Она поставила коляску в тени и достала из детской сумки фотоаппарат. Сдула пыль с объектива и встала на скамейку, посмотрела за каменную стену, в парк, через лужайку на черную иву. Под этой ивой через полчаса начнется встреча «Майских матерей».

Ей ужасно хотелось всех увидеть. Последний раз они сидели под этим деревом чуть больше недели назад, и она чувствовала, как ей этого не хватает. Предвкушение встречи. Свое место в кругу матерей, где они делятся советами в окружении детей. Она сошла со скамейки, направила объектив на другую сторону улицы и принялась рассматривать журналистов, которые ошивались возле дома Уинни. Потом перевела объектив на машину телевизионщиков, припаркованную неподалеку, на окно одного из соседних домов: там она могла различить несколько черно-белых семейных фотографий, которые висели над диваном и высокие пальмы в горшках на полу в углу комнаты. Она навела фокус на книжную полку и приближала изображение до тех пор, пока не стали видны названия на корешках аккуратно расставленных книг.

Рядом залаяла собака, и Фрэнси перевела объектив на тротуар, где стоял человек в очках с толстыми стеклами. Ему было под пятьдесят, она уже видела его до этого, видела, как он ходил взад-вперед перед домом Уинни, ведя на поводке маленькую коричневую собачку. Он все время заглядывал в окна, как будто пытался высмотреть, что происходит в доме.

Фрэнси не могла не предположить, что это Теодор Одгард — тот насильник, чье имя числилось в национальном реестре сексуальных преступников. Он жил где-то в этом районе. Накануне, кормя Уилла, она листала на телефоне этот реестр и обнаружила его имя. А может быть, это о нем Фрэнси читала в криминальном блоге, и именно его видели на скамейке напротив дома Уинни вечером 4 июля.

Фрэнси следила за ним в видоискатель: он потянул собаку за поводок. Когда он проходил мимо двери Уинни, она вдруг открылась. Сердце Фрэнси забилось быстрее: Уинни была дома!

Она навела фокус на дверь и с досадой увидела, что из нее выходит какой-то мужчина. Он закрыл дверь за собой и осторожно спустился по ступенькам с крыльца. Это был пожилой человек лет шестидесяти, на нем была светло-желтая футболка-поло, на нагрудном кармане было вышито «Гектор». Когда он оказался на тротуаре, собачка бросилась к нему, пронзительно тявкая. Гектор погладил собаку, кивнул человеку по другую сторону поводка и трем журналистам, которые сидели на краю тротуара. Потом он принялся прохаживаться перед домом Уинни, сцепив руки за спиной. Он остановился у цветущего куста возле дорожки и оборвал несколько увядших лепестков. Фрэнси не двигалась и продолжала наблюдать. Об отце Уинни почти нигде не писали, она задалась вопросом, не он ли это. Но решила, что нет: по тому, как он ходил взад-вперед, он больше напоминал охранника. Наверное, Уинни наняла полицейского в отставке, чтобы он охранял ее дом, следил, чтобы никто не входил, а журналисты не звонили в дверь. Чтобы он отгонял всяких благожелательных с букетами роз из лавки на углу, которые сразу увядали на жаре, или с очередной жирафихой Софи (целый ряд жирафиков тянулся по тротуару через весь квартал, где жила Уинни).

Недавно Фрэнси наконец позвонила Уинни. Трижды. Уинни не брала трубку, но Фрэнси оставила три сообщения: сказала, что думает о ней, предложила принести продуктов, приготовить еды, чтобы Уинни ее заморозила на будущее. Фрэнси хотелось рассказать Уинни, как ей нравится «Синяя птица». Она купила на сайте «Ибей» все три сезона всего за 60 долларов и надеялась, что Лоуэл не заметит этой траты в ежемесячной банковской выписке. Ей очень нравился сериал. Уинни была такая забавная, естественная и удивительно одаренная танцовщица.