Мэри Стюарт - Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– Ледник, – повторил Адам. – Я упомянул про ледник – и что-то сработало. Минуточку… не уверен, но где-то, когда-то, в далеком детстве, сдается мне… что-то такое я видел в Форресте. Камень… готов поклясться, что римский. – Он подумал еще минуту, затем покачал головой. – Нет, ушло. Может, именно их я и видел? Плиты в каменоломне?

– Вряд ли, разве что лето выдалось очень сухое; да вы бы их и не заметили, если только они не лежали еще ближе к поверхности, чем сейчас. Верно, Аннабель?

– Вне всякого сомнения. Да в любом случае никто, кроме эксперта, и не заподозрит, что это римские плиты. Мне они показались самыми что ни на есть обыкновенными, а ребенок вообще не обратил бы внимания.

– Справедливо. Не вспомните ли еще чего-нибудь, сэр? Почему вы решили, что камень этот римского происхождения? При чем тут ледник? Кстати, что такое ледник?

– Что-то вроде примитивного холодильника. Их обычно строили где-нибудь в угодьях больших усадеб, в восемнадцатом веке, – пояснил Адам. – Огромные прямоугольные ямы; как правило, их выкапывали в глубине леса, где прохладно. Венчала такую яму изогнутая крыша, свес ее приходился вровень с землей, а с одной стороны делалась дверь, прямо над ямой. Зимой на озере вырубали глыбы льда – за домом есть небольшая заводь – и хранили их под землей, переложив соломой, чтобы впоследствии использовать летом. Ледник Форрестов стоит в лесу рядом со старым охотничьим домиком.

– Тогда вы там и могли видеть камень, верно? Строители более позднего времени обычно с превеликой охотой использовали римские камни. Плиты качественные, правильной формы, недурно обтесанные… Если в старом карьере оставалось несколько таких плит выше уровня воды, местный строитель восемнадцатого века вполне мог извлечь их и…

– Погреба! – воскликнул Адам. – Вот оно! Не ледник, нет; туда нас не пускали: считалось, что место это опасное, и там всегда висел замок. В погреба нам тоже лазать не разрешалось, но погреба – иное дело; захочешь – так проберешься. – Он усмехнулся. – Я знал, что есть в этом воспоминании привкус тайны и отсвет свечей; кстати, вот почему мы о находке никому и словом не обмолвились. Совсем из памяти изгладилось – вот только сейчас пришло в голову. Да, я вполне уверен: дело было в погребах Форреста. Ничего больше не помню; вот только то, что на миг нас изрядно заинтриговала резьба по камню, как это у детей водится. Плита была перевернута, и разобрать, что там написано, оказалось непросто, даже если бы мы могли…

– Написано?

Из уст Дональда это слово прозвучало непривычно резко.

Адам изумленно вскинул глаза:

– Ну да. Вы же сами сказали, что на камнях видна резьба! Там были буквы, как мне помнится, и еще изображение какого-то зверя…

– Я говорил про зарубки, а не резьбу, – поправил Дональд. – Если память вас не подводит, похоже на то, что вам посчастливилось обнаружить надпись. Я-то видел всего лишь следы механической обработки, следы долота. Вот такие…

Археолог порылся во внутреннем кармане и извлек толстую пачку бумаг. Там обнаружились (помимо бумажника, дюжины-другой писем и водительских прав) военно-топографическая карта и брошюрка, подозрительно похожая (хотя с какой бы стати?) на таблицу логарифмов. Дональд рассеянно оглядел эту кипу, выбрал старый конверт, на котором я отчетливо разглядела марку двухлетней давности, а остальное засунул в карман.

Адам вручил ему карандаш.

– Спасибо. Так вот, видел я что-то в этом роде, – проговорил Дональд, рисуя на обтрепанном конверте на изумление экономно и точно.

Он вручил рисунок Адаму, тот внимательно изучил изображение.

– Понятно. Нет, эта штука ничего мне не говорит. Мне бы и в голову не пришло, что передо мной римская плита – даже сейчас, а уж тем паче десять лет назад. Что ж, вывод напрашивается сам собой: надо пойти и посмотреть, верно? Любопытно, просто дух захватывает! Если окажется, что надпись эта оставлена, скажем, Девятым легионом, означает ли это, что былое величие Форрестов возродится, точно феникс из пепла?

– Ну, – отозвался Дональд осторожно, – есть шанс, что по телевизору покажут… Дом превратился в развалины, верно? А погреба досягаемы?

– Думаю, спуститься можно. Излишне говорить, что осторожность не помешает: я не уверен, в каком они состоянии. Но вы, безусловно, вольны побывать где угодно. Дайте-ка я начерчу вам план…

Адам взял с ближайшей полки листок бумаги – что-то вроде бланка – и разложил его на скамейке. Дональд вернул карандаш. Я шагнула ближе – посмотреть. Адам провел несколько линий, затем с приглушенным возгласом досады стянул хлопчатобумажные перчатки, бросил их на скамью и снова взялся за карандаш.