Мэри Стюарт - Девичий виноград = Дерево, увитое плющом

Я будто попала в нарисованный пейзаж. Спокойное голубое небо, на юге неподвижно висят облака, похожие на цветную капусту. Под ними почти такими же складками раскинулись голубые Пеннинские горы с туманно-зелеными лугами, на равнинах растут деревья, издалека напоминающие кустики петрушки, местами они сгущаются и, возможно, скрывают фермы и дома. В идиллическом пейзаже отсутствуют признаки деятельности человека, за исключением такой же древней, как горы, сухой каменной стены, великой Стены, которой римляне перегородили графство Нортумберленд почти две тысячи лет назад.

Блоки высеченного римлянами камня грели мне спину. Рядом Стена поднимается высоко по ущелью. Справа скала спускается к озеру Крег, отсвечивающему на солнце, как стеклянное. Слева горы — восхитительное зрелище. Впереди устремились на запад ущелье за ущельем, а Стена извивается с каждой складкой, как грива скакуна.

Прямо подо мной в лощине рос платан. Заблудившийся ветер шевельнул его листья, они зашумели как дождь. Два барашка спали, прижавшись, друг к другу под теплым майским солнцем, а их мать, наверняка, гуляла где-то неподалеку. Сначала барашки смотрели на меня, но я сидела без движения, только подносила сигарету ко рту, и скоро их головки опять опустились на теплую траву, и они заснули.

Я сидела на солнце и размышляла. Ничего определенного, но если бы меня попросили сказать, о чем я думаю, все можно было бы выразить одним словом. Англия. Трава, небо, анютины глазки, морщинистые горы, призраки римской дороги и Стены, красота северных болот… Это Англия. Второй Эдем, полурай, прекрасная земля.

Ни души. Все только для нас — для меня, барашков, кроншнепа в небе, цветов и бабочек. Я вполне могла бы ощущать себя первой и единственной в мире женщиной, Евой на солнцепеке в ожидании Адама…

«Аннабел!» — голос мужчины рядом. Я не слышала его приближения. Должно быть, он шел тихо по траве с юга от Стены, а интеллигентная собака держалась у его ног. Когда я обернулась, он был в четырех ярдах, сигарета выпала из моих пальцев в дикий чабрец и желтую лапчатку и спряталась между римских камней. Барашки проснулись и заплакали.

Мужчина, который нарушил наш заколдованный сон, остановился в двух ярдах от меня. Не Адам, просто молодой человек в удобном твидовом костюме. Высок, строен. Нахальный взгляд говорит о том, что спорить с ним опасно, да и вообще совершенно ясно, хотя и неизвестно почему, что он с удовольствием ввяжется в любую драку. Возможно, это генетически заложено во всех ирландцах, а сомневаться в происхождении мужчины не приходится. Ярко выраженный тип красивого ирландца — черные волосы, потрясающе-голубые глаза, крупные подвижные губы. Светлая от природы кожа покрыта загаром, какой возникает не от солнца, а от ветра. Лет через двадцать его лицо уподобится красивой резной дубовой маске. В руке он держал палку, у ног стоял внимательный колли, красивое создание, грациозное, как хозяин, и такое же самоуверенное. Да уж, Адамом не назовешь этого типа, вторгшегося в мой райский сад. Но, возможно, он — змей. Выглядит дружелюбным и безвредным, как черная мамба.(Мамба — род ядовитых змей семейства аспидовых. — Прим. пер.)

Он так громко вздохнул, что этот звук вполне можно назвать шипением. «Значит, это ты! Я так и думал, что не ошибаюсь! Это ты… Старик все время повторял, что ты не могла умереть и однажды вернешься… Но ради Бога, кто бы мог подумать, что он прав?» Что-то угрожающее скрывалось за мягкими интонациями приятного голоса. Собака это тоже почувствовала. Прижала уши, посмотрела на хозяина, показывая белки глаз, и напружинила загривок. Я не шевелилась, сидела немая и застывшая, будто камень, и смотрела на мужчину. Открыла рот, чтобы заговорить, но тихий голос не замолк, стал уже злобным и говорил об опасности, как ни странно это в такой красивый день. «И зачем ты вернулась? Скажи! Просто, что собираешься делать? Войти в дом и повесить шляпу? Потому что, если идея в этом, девочка, стоит подумать еще раз, и быстро! Теперь ты будешь иметь дело не с дедушкой, а со мной… Я всем этим владею, душечка, и так все и останется. Я предупредил».

Все же я сумела заговорить. На фоне таких сильных эмоций, что воздух между нами раскалился докрасна, любые слова наверняка прозвучали бы абсурдно. А к тому же я смогла произвести только что-то вроде слабого хрипа, парализованного страхом: «Извините, пожалуйста?»