Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Под тенистой аркадой в дальнем конце двора виднелся привычный уже глубокий альков, в котором на ступеньку выше пола располагался помост с сиденьями вдоль трех сторон. Будь в этом дворце хоть одна подушка, я бы с недоверием осмотрела ее, прежде чем рискнуть на нее опуститься. Но я напрасно тревожилась: голые мраморные сиденья не были ничем покрыты. Привратник знаком велел нам сесть, обратился к Хамиду с новым потоком жалобного неразборчивого лепета и удалился. Наступила тишина, нарушаемая лишь стрекотанием цикады.

– Хотите закурить? – предложил Хамид, доставая сигареты.

Он протянул мне зажигалку, не торопясь спустился на залитый солнцем двор и присел на корточки, прислонившись спиной к колонне. Рассеянно прищурившись, он блуждал взглядом по ослепительно-голубому небу, на фоне которого за стеной помахивали перистыми зелеными ветвями высокие деревья.

– Если она вас не примет, что станете делать?

– Уйду, наверное, как только повидаюсь с врачом.

Хамид повернул голову:

– Простите. Вы расстроились.

– Не очень, – неуверенно произнесла я. – Я едва ее знаю, а она наверняка меня не помнит. После смерти мужа она почти безвыездно живет на Ближнем Востоке, а в Англии провела всего года два – когда я была совсем маленькой. Она уехала навсегда пятнадцать лет назад, мне тогда было семь лет. Я не видела тетю Гарриет с тех пор, как она приезжала попрощаться. Не удивлюсь, если в эту минуту она пишет мне записку о том, что не припоминает моего имени. Да и то только в том случае, если дервиш все правильно передал… Удивляюсь, как он ухитряется вообще передавать какие-то сообщения? Он, пожалуй, выиграл бы состязания на звание самого необщительного человека, как вы полагаете? Его место при королевском дворе.

– Но вряд ли ваша королева… Ага, вот и он. – Хамид поднялся. – И, хвала Аллаху, он кого-то привел.

«Кем-то» оказался молодой человек европейской наружности, высокий и худой, с серыми глазами. Одет он был очень небрежно, светлые волосы выгорели на солнце. Он глядел смущенно, словно его только что разбудили, и мне внезапно припомнилось, что тетушка Гарриет, по слухам, ведет ночной образ жизни. Может быть, слугам велено спать днем?

Юноша на мгновение замешкался в тени, жестом отослал привратника, затем вышел на яркое солнце. Моргая и щурясь, словно солнечный свет резал ему глаза, он медленно, с неохотой направился к нам по разбитой мостовой. На вид ему было года двадцать четыре.

Голос его звучал вполне дружелюбно, и, что самое главное, он говорил по-английски.

– Добрый день. Простите, не знаю, как вас зовут. Из объяснений Хассима я понял только одно: у вас есть срочное сообщение для леди Гарриет. Может быть, сможете передать его мне?

Я встала:

– Вы англичанин? Вот хорошо. Это, собственно говоря, не сообщение. Меня зовут Мэнсел, Кристи Мэнсел. А миссис Бойд – леди Гарриет – моя двоюродная бабушка. Я приехала в Бейрут в отпуск и узнала, что моя тетушка до сих пор живет здесь, в Дар-Ибрагиме, вот я и решила проведать ее. Все мои родственники дома будут очень рады получить известия о ней, поэтому буду весьма признательна, если она уделит мне хоть пару минут.

На лице молодого человека отразилось удивление и даже, я бы сказала, настороженность.

– Так вы ее внучатая племянница? Кристи, если не ошибаюсь? Она ни разу не упоминала при мне этого имени.

– А должна была? – В моем голосе прозвучал ненужный сарказм. – А вы, мистер… гм… Как я понимаю, вы здесь живете?

– Да. Меня зовут Летман, Джон Летман. Я… можно сказать, ухаживаю за вашей двоюродной бабушкой.

– То есть вы ее личный врач?

Наверно, в моем голосе прозвучало удивление и недовольство, потому что Летман ошеломленно взглянул на меня:

– Прошу прощения?

– Извините, у меня это вырвалось просто потому, что вы так… я хочу сказать, что ожидала увидеть человека постарше. Привратник сказал моему шоферу, что «доктор» никому не разрешает видеться с моей тетушкой, потому я и сделала вывод, что вы здесь. Если, конечно, старик имел в виду вас.

– Пожалуй, да… – Летман прижал ладонь тыльной стороной ко лбу и тряхнул головой, точно сбрасывая сон, потом на его губах мелькнула смущенная улыбка. Но глаза по-прежнему блуждали, взгляд не фокусировался ни на чем. Глаза были серые, зрачки близоруко расширены. – Простите, никак не войду в курс дела. Я только что проснулся…

– Ох, извините ради бога… Когда целыми днями напролет любуешься на прекрасные виды, недолго и забыть о привычках жителей к послеобеденному сну… Простите, мистер Летман. Дело в том, что, когда привратник упомянул о докторе, я решила, что тетушка больна. То есть… если вам приходится здесь жить…