Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Старик распахнул дверь в конце туннеля, впустив в пыльную темноту столб яркого света. Мы вслед за ним вышли во внутренний двор.

Некогда здесь, по-видимому, располагалась главная дворцовая площадь – майдан, куда подданные эмира являлись с дарами и прошениями, где в боевых играх и турнирах показывали воинское мастерство личные войска повелителя, где они спешивались с коней, возвращаясь домой после битвы или охоты. С трех сторон двора в многочисленных строениях со сводчатыми дверями располагались, должно быть, конюшни, седельные кладовые и казармы для солдат; с четвертой стороны, по левую руку от нас, возвышалась неприступная стена, из-за которой выглядывали зеленые кроны деревьев. В годы расцвета, когда на дворцовой площади суетились слуги, слышался стук лошадиных копыт и бряцали оружием воины, просторный майдан представлял собой, должно быть, внушительное зрелище, но теперь здесь было пусто и тихо. Однако пыль на побитых сотнями ног каменных плитах хранила память о вековой славе, а в темных уголках застоялся запах пота боевых коней.

Привратник, не замедлив шага, провел нас через майдан, повернул направо и вступил под своды длинной аркады, потом через узкую дверь вывел в еще один темный коридор. В полумраке белое одеяние старика смутно маячило впереди. Я мельком заметила, что слева и справа от нас уходят вдаль темные коридоры. Вдоль обеих стен тянулись двери, некоторые из них были открыты, однако в сумраке комнат за ними ничего нельзя было разглядеть. Но в одной из комнат было небольшое потолочное окно, и в его тусклом свете я разглядела на полу штабеля каких-то ящиков и тюков и груду сломанных стульев. Повернув раза три под прямым углом в этом запутанном лабиринте, коридор вывел нас в еще один внутренний дворик, гораздо меньшего размера, обрамленный с трех сторон ажурными полукруглыми решетками. С четвертой стороны возле глухой стены громоздилась поленница дров. Проходя через двор, я краешком глаза заметила, что в углу кто-то прошмыгнул. Вгляделась повнимательнее – никого. Но я догадалась, что это была крыса.

Снова коридор, и опять двери, то запертые, то открытые, и грязные, заброшенные каморки за ними. Весь дворец производил впечатление давным-давно покинутого, безжизненного места. Казалось, в нем обитают только крысы, мыши да пауки. Пол был замусорен; в узорчатом изразцовом настиле повсюду зияли прорехи. Настенная мозаика потускнела и облупилась, решетки на окнах сломались, косяки потрескались. Весь дворец серым одеялом укутала тяжелая, пыльная тишина. Когда мы проходили мимо обшарпанной стены, из гнезда вывалился проржавевший гвоздь. Он с тихим лязгом упал на пол, и этот неожиданный звук заставил меня вздрогнуть от испуга. Шорох осыпавшейся следом за ним штукатурки звучал как шелест ветра в опавших листьях.

Дворец казался заколдованным, и воображение, куда более сильное, чем разум, заставляло ожидать, что из-за запертой двери вот-вот послышится тихий плач. Едва сдерживая дрожь в натянутых нервах, я спрашивала себя, что же меня ждет в конце пути. По мнению Чарльза, меня ожидала встреча с «выжившей из ума старухой», и, судя по его тону, дело представлялось ему весьма забавным, но не более того. Однако сейчас, шагая следом за шаркающим ногами привратником сквозь череду длинных запутанных коридоров, по выщербленным полам, мимо вереницы дверей, покоробленных и зияющих, как разверстые пасти, вдыхая запах разложения, много лет висевший в неподвижном воздухе, я внезапно поняла, что мечтаю лишь об одном: поскорее оказаться снаружи. Мысль о том, что мне предстоит лицом к лицу встретиться с беспомощной, больной, безумной старухой, которая обитает посреди заброшенного дворца, как паук в центре рваной, пыльной паутины, наполняла меня тревогой и унынием.

Внезапно мы вышли еще в один внутренний двор. К этому времени я совсем потеряла ориентировку, но, судя по тому, что в противоположной стороне двора над крышами колыхались, как плюмаж, зеленые ветви деревьев, мы, вероятно, направлялись к дальнему концу здания.

Этот двор имел форму квадрата со стороной футов пятьдесят и, вероятно, некогда был декорирован не менее пышно, чем тот, где мы с Чарльзом в Дамаске пили чай, но теперь, подобно всем остальным помещениям дворца, был заброшен и пришел в упадок. В лучшие времена пол во дворе был выложен мрамором, вдоль стен тянулись аркады, облицованные узорчатой плиткой, высились стройные колонны, в середине плескался бассейн. У подножия каждой колонны стояли резные мраморные вазоны, где когда-то росли цветы. В вазонах до сих пор сохранилась земля, но теперь там росла лишь трава да какие-то сероватые цветочки с плотно сомкнутыми бутонами. Из-за разбитого барьера, ограждавшего бассейн, свисали ветви стройного, как веретено, тамариска. Где-то тихо стрекотала цикада. Водоем давно пересох, из трещин в мраморных плитах пробивались серые кустики чертополоха.