Аллен Эскенс - Жизнь, которую мы потеряли

Затем я что было сил засунул разводной ключ в глушитель, перекрыв выброс выхлопных газов: окись углерода пошла обратно по трубам глушителя в цилиндры. Я продолжал блокировать глушитель до тех пор, пока автомобиль не фыркнул и, дважды чихнув, не съехал на обочину. Когда машина начала замедлять ход, я выскочил из багажника и рванул в своих самопальных туфлях в сторону обступившего дорогу леса.

Я был почти у опушки леса, когда дверь машины громко хлопнула. Я продолжал бежать. Ветки обдирали мне руки. Я продолжал бежать. Еще пара шагов, и Локвуд что-то невнятно выкрикнул мне вслед. Слов я, естественно, не разобрал, но почувствовал накал его ярости. Я продолжал бежать. Еще несколько шагов, и до меня донесся треск выстрелов.

В меня еще никогда не стреляли. И при всем при том, что ночка выдалась еще та: меня душили до беспамятства, приковывали к шлакоблокам и я чуть было до смерти не замерз в багажнике, – мне как-то не приходило в голову, что это еще цветочки. Я бежал куда глаза глядят, петляя и сгибаясь в три погибели. Первая пуля содрала кору с сосны Банкса в десяти ярдах справа от меня, еще две со свистом разрезали холодный ночной воздух, пролетев прямо над головой. Оглянувшись, я увидел Дугласа Локвуда в свете фар, в правой руке он держал ружье, направленное в мою сторону. Я даже не успел толком испугаться, что поймаю пулю, как земля ушла из-под ног и я скатился в канаву. Сухие ветки деревьев и невысокий кустарник нещадно обдирали заледеневшую кожу. Я поднялся, ухватившись за ветку березы и прислушался к звуку выстрела, пославшего в мою сторону очередную пулю.

Затем наступила тишина.

Я выпрямился, чтобы края канавы не мешали обзору. Машина находилась в пятидесяти ярдах от меня, лучи фар отбрасывали конус света на шоссе. Локвуд направил ружье в ту сторону, откуда донесся шум падения. Он явно не знал, где я нахожусь. И ждал хруста сломанной ветки или шелеста сухих листьев, чтобы определить цель. Он прислушался, но я застыл на месте; мое тело, согревшееся после бега, снова дико дрожало от холода. Локвуд бросил взгляд на заднюю часть автомобиля, нагнулся и, вытащив разводной ключ из глушителя, швырнул его в кусты.

Затем он направился к двери со стороны водителя. Машина, с нормально работающим глушителем, снова завелась. Теперь Локвуд мог осветить местность передними фарами. Поэтому я выбрался на четвереньках из канавы и побежал дальше в лес, увертываясь от того, от чего мог увернуться, и обдирая кожу о ветки, которых не мог видеть. К тому времени как Локвуд развернул автомобиль, нас разделяла уже сотня ярдов густого леса.

По идее, он должен был обшарить лес. По крайней мере, на его месте я сделал бы именно так. Он не мог позволить себе оставить меня в живых. Он не мог позволить себе выпустить меня из леса, так как иначе я рассказал бы всем то, что знаю. Я продолжал двигаться, при каждом шаге меня пронзали острые шипы боли, от пальцев ног и дальше вверх, – правда, глаза уже привыкли к темноте, что помогало избегать упавших деревьев и веток. Я остановился перевести дух, прислушиваясь к шагам. Ничего. Но он наверняка находился где-то неподалеку. Пока я напрягал слух, у меня закружилась голова, мысли – густые и тягучие – начали путаться. Что-то явно было не так. Я попытался ухватиться за деревце, но рука отказывалась слушаться. Я упал.

Мне вдруг стало жарко. В свое время мы вроде проходили это в школе. Что это значило? Все верно. Людям, умирающим от гипотермии, неожиданно становится жарко, и они даже срывают с себя одежду. Неужели я умираю? Необходимо было двигаться, продолжать движение, чтобы циркулировала кровь. Необходимо было подняться. Оттолкнувшись локтями от земли, я встал на колени, которых я больше не чувствовал. Как и не чувствовал кожей мерзлой земли. Значит, я действительно умираю? Нет. Я этого не допущу.

Ноги подкашивались, точно у новорожденного жеребенка, но я все-таки встал. В каком направлении я бежал? Я не помнил. Любое направление казалось одинаково незнакомым, одинаково опасным. Я должен двигаться – или умереть. Ветер вроде дул в спину. Разве нет? Я выбрал направление и пошел, подгоняемый ледяным ветром. Не исключено, что я шел назад прямо в лапы Локвуда. Но это не имело значения. Лучше умереть от пули, чем от гипотермии.

Я не заметил очередного перепада высот и скатился вниз по крутому склону, подпрыгивая, словно мешок с картошкой. Приземлился я в середине лесной дороги, с двумя параллельными колеями от колес грузовиков. При виде дороги я почувствовал прилив решимости. Я поднялся и, спотыкаясь, пошел куда глаза глядят, у меня дрожали колени, ноги подкашивались, в любой момент угрожая меня подвести. И вот когда я уже было решил, что мое тело достигло предела возможности, когда единственное, что я мог сделать, – это упасть навзничь, в нескольких футах от меня что-то блеснуло. Я отчаянно заморгал, решив, что спутанное сознание напоследок сыграло со мной злую шутку. Но блеск не исчезал. Узкая полоска лунного света, подобно умело направленной стреле, пронзила облака, отразившись от грязного окна охотничьей хижины, вселявшей надежду на приют, возможно, на одеяло или – что еще лучше – на печурку.