Аллен Эскенс - Жизнь, которую мы потеряли

Карл дрожащими губами сделал глоток воды и продолжил:

– И тут я словно забыл о том, что идет война. Грязь, дерьмо, крики, жара, добро и зло – все это растаяло в кровавом тумане. Были только я и Гиббс. Единственное, что для меня в тот момент имело значение, – это остановить Гиббса. Я не мог допустить повторения Оксбоу. Когда я вошел в хижину, Гиббс уже спустил штаны. Он избил девушку до крови и приставил ей к горлу нож. Я наставил на него винтовку, прицелившись промеж глаз. А он зыркнул на меня, сплюнул табачную жвачку мне на ботинок и сказал, что я следующий на очереди. Я велел ему прекратить свое грязное дело. Но он не послушал. «А ну-ка, попробуй пристрели меня, трус поганый, – говорит он мне. – Пристрели меня, и тебя поставят к стенке».

Он оказался прав. Я был готов умереть во Вьетнаме – легко, – но не такой позорной смертью. Когда я опустил винтовку, Гиббс рассмеялся мне в рожу и продолжал смеяться до тех пор, пока не увидел, что я вытаскиваю нож. Глаза у него сделались размером с куриное яйцо. Затем я пырнул его ножом, пырнул прямо в сердце и смотрел, как он истекает кровью у меня на руках. Вид у него был растерянный, ошарашенный. – Голос Карла перестал дрожать, речь его текла гладко и ровно, точно самолет, покидающий зону турбулентности. – Вот видишь, Джо, я убил сержанта Гиббса. Убил хладнокровно, недрогнувшей рукой.

Я не знал, что сказать. Карл замолчал. Его история подошла к концу. Итак, он рассказал мне правду. Наступившая тишина давила на плечи и сжимала грудь так, что замирало сердце, но я ждал продолжение рассказа.

– Я помог девушке одеться, вытолкнул ее за порог и велел бежать – бежать во весь опор – в джунгли. Выждав несколько минут, я сделал пару выстрелов в воздух, чтобы вызвать подмогу. Я сказал им, что видел, как кто-то убегает в джунгли. – Карл сделал паузу и поднял на меня измученные глаза. – Вот видишь, Джо, я все-таки убийца.

– Но вы ведь спасли жизнь этой девушке, – сказал я.

– Я не имел права отнимать жизнь у Гиббса, – покачал головой Карл. – В Штатах у него остались жена и двое детишек… а я его убил. Я убил много народу во Вьетнаме… очень много, но они были солдатами. Они были врагами. Я делал свою работу. Я убил сержанта Гиббса и, насколько могу судить, убил и ту девушку в Оксбоу тоже. Нет, конечно, я не перерезал ей горло, и тем не менее я ее убил. И когда меня арестовали за убийство Кристал Хаген, где-то в глубине души я решил для себя, что пришло время платить по старым долгам. Перед тем как попасть в тюрьму, у меня каждую ночь стояло перед глазами лицо той вьетнамской девочки. Я видел ее дрожащие пальцы, которые звали меня, умоляя помочь ей. И сколько бы виски я не принимал на грудь, мне не удавалось стереть это из памяти. – Карл закрыл глаза и покачал головой, отгоняя воспоминания. – Господи, я тогда пил как сапожник! Просто хотел унять боль.

Я увидел, что лицо Карла вдруг стало безжизненным. Слова едва слышным шелестом слетали с его губ. Он сделал глоток воды и стал ждать, когда выровняется дыхание.

– Мне казалось, в тюрьме призраки прошлого наконец замолчат и я смогу похоронить ту часть своей жизни, а именно то, что делал во Вьетнаме. Но во всем мире не найти такой глубокой дыры, где можно было бы спрятаться. – Карл посмотрел прямо на меня. – И от себя не убежишь, как ни старайся.

Что-то в его глазах подсказало мне, что сейчас он видит мой собственный груз вины, который давил на сердце. И когда молчание Карла стало обволакивать меня плотной пеленой, я неловко заерзал на стуле. Карл закрыл глаза, положил руку на живот, скривившись от мучительной боли:

– Господи, этот поганый рак пожирает меня изнутри! Чертовски больно!

– Может, стоит позвать медсестру? – предложил я.

– Нет, – с трудом произнес он сквозь стиснутые зубы. – Сейчас пройдет. – Сжав руки в кулаки, Карл подождал, пока не нормализовалось дыхание, после чего сказал: – А хочешь узнать о самом неожиданном повороте событий?

– Конечно, – ответил я.

– Я кучу времени провел, думая о смерти, призывая ее к себе… И вот надо было такому случиться, чтобы только в тюрьме мне по-настоящему захотелось жить.

– Вам понравилась тюрьма? – удивился я.

– Нет, конечно, – хмыкнул Карл, морщась от боли. – Тюрьма никому не может нравиться. Но там я начал читать, и думать, и переосмысливать свои поступки и свою жизнь. И вот как-то раз я лежал на койке, размышляя о пари Паскаля.

– Пари Паскаля? – не понял я.

– Философ по имени Блез Паскаль сказал, что если у вас есть выбор: верить в Бога или не верить в Бога, то лучше сделать ставку на веру. Потому что если ты веришь в Бога и ошибаешься, то ничем не рискуешь. И просто умираешь в пустоте мироздания. Но если ты не веришь в Бога, ты проигрываешь, потому что тебя ждут вечные муки ада, по крайней мере, так считают некоторые люди.