Аллен Эскенс - Жизнь, которую мы потеряли

– Мне следовало кому-нибудь сообщить. Я знаю. И всегда знал. Похоже, просто ждал подходящего момента, чтобы снять груз с души. Надеялся, что когда-нибудь забуду об этом, но не забыл. Не смог. Как я вам уже говорил, меня до сих пор мучают ночные кошмары.

Когда по телевизору показывали театр, то публика там всегда была очень красиво одета, но у меня не было красивой одежды. Я поехал в колледж со спортивной сумкой, набитой джинсами, трусами и майками, в основном без воротника. Поэтому на неделе я совершил паломничество в ближайший секонд-хенд, где подобрал себе штаны цвета хаки и рубашку на пуговицах. А еще топсайдеры, правда с разошедшимся швом над большим пальцем правой ноги. Но я вставил в дырочку канцелярскую скрепку и по-простому стянул шов.

К 18:30 я был уже полностью готов, хотя так и не сумел справиться со вспотевшими ладонями. Когда Лайла открыла мне дверь, я буквально отпал. Красный джемпер облегал верхнюю часть тела и талию, подчеркивая изгибы, о которых я даже и не подозревал; блестящая черная юбка обтягивала ягодицы, скользя вниз по бедрам, гладким, как растаявший шоколад. Лайла наложила макияж, чего не делала раньше, ее щеки, губы и глаза ненавязчиво требовали моего внимания. Это было как помыть окно, на котором ты раньше не замечал грязи. Я с трудом сдерживал глупую улыбку. Меня так и подмывало схватить Лайлу в охапку, прижать к себе и поцеловать. Мне не терпелось провести с ней вечер: идти бок о бок, мило болтать, сидеть рядышком в зрительном зале.

– Классно выглядишь, – сказала Лайла.

– И ты тоже, – улыбнулся я, довольный, что мои подержанные шмотки прошли проверку. – Ну что, пойдем?

Вечер для прогулки выдался прекрасным, по крайней мере для конца ноября в Миннесоте: температура на четыре-пять градусов выше нуля, небо ясное, никакого ветра, никакого дождя, никакого гололеда, никакого снега – что было на редкость удачно, так как до «Рариг-Центра», где шла пьеса, нам предстояло пройти десять кварталов. Наш путь пролегал через Нортроп-Молл, самую старую и величественную часть кампуса, а дальше – по пешеходному мосту через реку Миссисипи.

Большинство студентов уехали домой на выходные в честь Дня благодарения. Я тоже подумывал о том, чтобы съездить повидаться с Джереми, но доводов против оказалось гораздо больше, чем доводов за. Я спросил Лайлу, почему она не уехала домой на выходные. Но она лишь помотала головой и ничего не ответила. И я сразу понял, что нужно оставить ее в покое. В том, что все разъехались, имелись и свои плюсы: прогулка по пустому кампусу была более интимной и больше похожей на настоящее свидание. Я шел, засунув руки в карманы куртки, слегка отставив локоть вбок на случай, если вдруг Лайла захочет взять меня под руку. Но она не захотела.

До этого вечера я вообще ничего не знал о пьесе под названием «Стеклянный зверинец». А если бы знал, то, возможно, не пошел бы на этот спектакль, пусть даже ценой упущенного свидания с Лайлой.

В первом акте парень по имени Том вышел на сцену и начал говорить с нами. Мы с Лайлой сидели в середине зрительного зала, и парень, похоже, с самого начала выбрал меня в качестве центра своего внимания. Сперва я решил, что это круто, когда актер произносит свои реплики так, будто говорит персонально со мной. Но по ходу пьесы мы познакомились с его сестрой Лаурой, чья мучительная интровертность показалась мне до боли знакомой, и с его матерью Амандой, жившей в мире своих фантазий в ожидании рыцаря на белом коне – гостя мужского пола, – который явится и спасет их от самих себя. Я смотрел, как по сцене ходят члены моей собственной изломанной семьи, и струйки липкого пота текли по моей груди.

Когда первый акт подошел к концу, я услышал, как моя мать на сцене в роли Аманды распекает Тома и говорит: «Да перестань ты только о себе! Только и слышишь – „я“, „я“…» Я видел, как Том мечется, точно зверь в клетке, по квартире, где его удерживает лишь любовь к сестре. И с каждой новой репликой в зале становилось все жарче. В антракте мне срочно понадобилось выпить воды, и мы с Лайлой вышли в фойе.

– Ну и что ты думаешь об этой пьесе? – спросила Лайла.

У меня теснило грудь, но я вежливо улыбнулся:

– Великолепно. Уж не знаю, как они это делают, запоминая все эти реплики. Я бы никогда в жизни не смог стать актером.

– Дело не только в запоминании реплик, – покачала головой Лайла. – Ведь они втягивают тебя в происходящее на сцене, заставляя сопереживать. Разве нет?