Мария Спасская - Девять жизней Николая Гумилева

— Была. Привезла Викентия Павловича из Бежецка.

— Во сколько вы ушли?

— Около двух часов ночи.

— И больше сюда не приходили?

— Конечно же, нет.

Сотрудница прокуратуры развернула ко мне экран стоящего посреди стола компьютера и включила воспроизведение. На запустившейся видеозаписи таймер показывал без пяти четыре утра. К подъездной двери академика подошли девушка и парень, в которых я без труда узнала Жанну и ее чернокожего дружка. На Жанне была одежда, которую я прикупила в «Спортмастере» — должно быть, кузина прибрала спортивный костюмчик и фирменные кроссовки к рукам, посчитав, что это не мой стиль и ходить я в этом не буду.

— Это запись с камеры наблюдения из супермаркета «Азбука вкуса». С этой точки отлично просматривается парадное дома академика. Софья Михайловна, что вы делали у Граба в четыре часа ночи?

— Это не я, это моя кузина, — с улыбкой пояснила я. — Вы же видите, вместе с Жанной ее парень. Я даже не знаю, как его зовут.

Между тем Жанна на экране монитора достала из кармана спортивных брюк старинный ключ характерного вида — тот самый, который мне передал Меркурьев, — и отперла подъездную дверь. Следователь переводила глаза с экрана на меня и обратно, и было заметно, что она не верит ни единому моему слову.

— Откуда у Жанны эти ключи? — в голосе следователя Галкиной звучало откровенное недоверие.

— Понятия не имею, — честно ответила я. — Возможно, кузина взяла их из моей сумки, ибо мы живем в одной квартире, и я не имею привычки запирать свои вещи. А вообще-то мы с Жанной непохожи. Она на пятнадцать кило тяжелее и на семь сантиметров ниже. Забейте в гугле «Жанна Жесть» или «Орлянская Дева» и сами увидите, как выглядит моя кузина.

Мне надоело оправдываться, не понимая, в чем дело, и я повысила голос:

— Может, вы объясните, что, собственно, случилось? На каком основании вы меня допрашиваете? И где академик Граб?

— Пойдемте.

Следователь поднялась из-за стола и распахнула дверь в коридор.

— Софья Михайловна, прошу вас.

Я проследовала за Галкиной до кабинета и остановилась в дверях. В комнате царил страшный беспорядок, словно там что-то очень тщательно искали. Картины были сорваны со стен и валялись на полу, мебель перевернута, книги выкинуты из шкафов. И повсюду кровавые отпечатки огромных кошачьих следов. А в кресле, откинув голову и зияя рваной раной в горле, раскинулся бездыханный Викентий Павлович.

— Софья Михайловна, подойдите сюда, — проговорила следователь, приближаясь к залитому кровью телу.

Я подошла и увидела, что на груди убитого, прямо на слипшейся окровавленной бороде, лежит выполненная поляроидом фотокарточка. На снимке изображен насмерть перепуганный академик. Пока еще живой. И в руке Викентий Павлович держит гемму из словно бы подсвеченного изнутри зеленого камня. Гемма представляла собой половину гладко отполированного яйца размером с ладонь взрослого мужчины, на выпуклой части которого была изображена белоснежная церковь, а под ней — некие странные буквы, слагающиеся в какой-то загадочный текст. Нетрудно было догадаться, что это и есть гемма царицы Савской, о которой с таким увлечением рассказывал академик.

— Что здесь произошло? — сдавленно спросила я, начиная догадываться.

— Убийство с отягчающими, — пояснил фотограф, продолжая щелкать камерой. — Скорее всего, ритуальное.

— Ты что, специалист, чтобы давать оценки? — накинулась на фотографа следователь Галкина. — Делай свою работу и не суйся в мою.

— Эксперт сказал, что печени нет. Вырвали печень с корнем, вот я и подумал, — оправдывался сотрудник следственной бригады. — И следы повсюду. Странные следы, Людмила Николаевна. Вы не находите?

Следы походили на те, которые описывались в богато иллюстрированной английской книге академика, в которой я читала статью про людей-леопардов. Но я сочла за благо промолчать, ибо моя излишняя осведомленность непременно вызвала бы ненужные вопросы.

— Занимайся своим делом, — недовольно глядя на фотографа, повысила следователь голос. И, обращаясь ко мне, заметила: — Похоже, что вы, Софья Михайловна, привели убийцу в дом и даже сделали поляроидом снимок. Вы пособница, госпожа Кораблина. Я берусь предположить, что Викентия Павловича Граба убили за изображенную на фотокарточке гемму, потому что саму гемму в квартире так и не нашли.

Все это выглядело дико. И совершенно неправдоподобно. Но гемма, скорее всего, и в самом деле все это время хранилась у академика. Его стали пытать, и старик отдал украденное сокровище. Ибо не выносил боли.