Мария Спасская - Девять жизней Николая Гумилева

— Что означает грамотно построенная линия защиты! — торжествовал Кони. — Не зря знаменитый Андриевский называл своих коллег-адвокатов «говорящими писателями», а защиту в суде — «литературой на ходу»! И это не метафора, это факт! После выступления толкового «адвоката» все, как один, присяжные вынесли оправдательный приговор! А в девятьсот четвертом году бедняга Реймо Сааринен был признан виновным и до конца жизни сослан в Сибирь на каторгу.

Заслуженный прокурор растроганно посмотрел на Гумилева и проговорил:

— Николай Степанович, благодарю за отзывчивость. Вас и ваших учениц. Если располагаете временем, оставайтесь, поработаем еще. Ежели торопитесь — не смею вас больше задерживать.

Гумилев поднялся, манерно поклонился старику и стремительно вышел из класса, нимало не заботясь, следуют за ним ученицы или нет. Зиночка и Дора последовали, а Татьяна осталась сидеть. Она крайне невнимательно слушала разбор оставшихся выступлений и, когда все стали расходиться, устремилась к Кони. Взгляд ее блуждал, губы тряслись, и старик, подняв на девушку близорукие глаза, даже отшатнулся. Татьяна быстро и умоляюще заговорила:

— Анатолий Федорович! Миленький! Очень вас прошу, не откажите!

— Да что с вами, голубушка? — забеспокоился Кони. — Ну-ну, успокойтесь. На вас лица нет.

Старик плеснул из графина воды и, подавая собеседнице полный стакан, подбодрил:

— Вот, выпейте и расскажите, что вас тревожит.

Татьяна молчала, держала в руке полный стакан и только смотрела страдающими глазами.

— Ну же! — снова подбодрил преподаватель судебной риторики. — Обещаю, сделаю для вас все, что в моих силах.

Собравшись с духом, Татьяна начала:

— Анатолий Федорович, мне просто необходимы материалы дела Сааринена. Анатолий Федорович, миленький, дайте мне папку с делом на один вечер, завтра я вам верну.

— Пожалуйста, голубушка! — Кони протянул ей папку. — Забирайте. Никакой особой ценности это дело не представляет. Это мне, старику, интересно разбирать с юридической точки зрения профессиональные ошибки бывших коллег. — И, хитро глянув на Татьяну, уточнил: — Вы что же, поэму с криминальным уклоном собираетесь писать?

Татьяна уже взяла себя в руки и, поставив стакан на кафедру, в тон бывшему прокурору откликнулась:

— Одоевцева же написала «Балладу о толченом стекле», так почему бы и мне не попробовать?

— Ну что же, дерзайте! — одобрил Кони. — И все же позволю себе усомниться. Что-то мне не верится, что дело Реймо Сааринена вам нужно для стихосложения. Удовлетворите любопытство старика, скажите, если не секрет, для чего оно вам?

Яворская помолчала, глядя в сторону, и, прижимая папку к груди, тихо произнесла:

— Хочу проверить одну свою догадку. Мне кажется, я знаю, кто настоящий убийца близнецов.

В кабинете следователя Галкиной оживленно беседовали трое. В основном говорил главный редактор издательского дома «Миллениум». Следователь напряженно слушала, поглядывая на сидящую напротив нее спутницу Олега Ивановича.

— Прямо голова идет кругом от всех этих событий! — откидываясь на спинку стула, посетовал Полонский. — Все так навалилось, прямо одно к одному. Вчера сотрудник редакции во время теракта погиб. Вместо меня погиб, и это особенно неприятно. Это я должен был ехать в Прибалтику, но отправил вместо себя Илюшу — банально не успевал. И днем взрыв на вокзале. А ночью академика убили…

— Полагаю, эти вещи никак между собой не связаны, — поигрывая ручкой, откликнулась Людмила Николаевна.

Полонский подался вперед.

— Как знать, как знать, — высоким голосом пропел он, растягивая гласные. — Вы должны понять, что Софью Кораблину использовали. Девушку приставили к академику Грабу не просто так. Тот, кто это сделал, все очень хорошо продумал и рассчитал. Этот человек ненавидел Викентия Павловича и мечтал о его скорейшей кончине. Я страшно жалею, что стал невольным участником этой трагедии.

— Каким же, позвольте полюбопытствовать, образом? — заинтересовалась следователь.

Полонский замялся и через секунду выдавил из себя:

— Я дал согласие на то, чтобы Соню Кораблину временно прикомандировали к Викентию Павловичу.

— Насколько я понимаю, вы ее непосредственный начальник. А как Кораблина попала к вам в редакцию?

— Софью Михайловну порекомендовал один наш топ-менеджер, ныне возглавляющий Ростовский филиал издательского дома. Не скрою, Соня Кораблина мне очень нравится. Можно даже сказать, что я всерьез увлекся этой девушкой, поэтому судьба ее для меня небезразлична. Кораблина не журналист, но пишет хорошо и тему знает. И все-таки человек, можно сказать, с улицы. Поэтому, когда я взял Соню к себе работать, я попросил одного своего друга, имеющего такую возможность, навести о новой сотруднице справки. Мне было предоставлено полное досье на девушку, в котором оказалась вся ее подноготная. Вся информация, кроме сведений о том, что Соня серьезно больна. Осведомитель отнюдь не случайно скрыл тот факт, что Кораблина наблюдалась у психиатра. Я копнул глубже и вышел на Ладу Валерьевну Белоцерковскую. Одно время доктор Белоцерковская помогала Соне справиться с ее проблемами. А потом Соня отказалась от ее помощи, и Лада Валерьевна не могла на этом настаивать, ибо диссоциативное расстройство личности не считается опасным заболеванием и не подлежит обязательному врачебному наблюдению.