Мария Спасская - Девять жизней Николая Гумилева

— Софья Михайловна, вызывайте такси.

— Зачем такси? — удивилась я. — Вы голодны? Мы едем в ресторан?

— Не в ресторан, — отмахнулся старик, опускаясь на жесткий казенный стул. — Мы возвращаемся в Петербург. Я места себе не нахожу, когда представлю, что в тайнике лежат неизвестные стихи Гумилева! Нужно немедленно ехать на Чернышев мост! Ну, что же вы сидите? Скорее заказывайте машину!

— Может, лучше поездом? — робко заикнулась я, но, встретив взгляд Викентия Павловича, тут же беспрекословно достала мобильник.

Такси подъехало минут через пять, я как раз успела одеться. Старик уселся рядом с водителем и всю дорогу до Питера нервно потирал руки, рассуждая на тему обладания геммой.

— Это как раз понятно, отчего родные не знают, что у Мэтью Люка хранились эфиопские сокровища, — словно в горячечном бреду, бормотал он. — Если бы владельцем геммы царицы Савской был я, я бы никогда и никому ее не показал. Должно быть, это такое удивительное ощущение — владеть многовековым артефактом, который держала в руках сама Македа! А видеть этот артефакт доводилось лишь избранным счастливцам царских кровей! Прямым потомкам Соломона! Я бы спрятал гемму в такое место, чтобы никто никогда ее не нашел. Наследники — воронье, только и думают, как бы запустить свои алчные когти в чужое добро. Я бы никому ничего не отдал. Разве что под пытками. Не каждый выдержит, если его станут пытать. Я бы не выдержал. Ну, да у меня и геммы нет, так что и говорить не о чем. А вот неизвестные стихи Гумилева могут достаться мне. Я проведу исследование стихов и напишу об этом книгу.

Академик нахохлился и замолчал, и я подумала, что он заснул, но перед самым въездом в город Викентий Павлович вдруг задумчиво произнес:

— Откуда там тетрадь? Много лет назад, освободившись из лагеря, я уже открывал тайник на мосту. Немец перед смертью рассказал, как это сделать. Я ничего там не нашел. Может быть, плохо искал…

На мост въехали затемно. Викентий Павлович пребывал в невероятном возбуждении, то и дело вытирая носовым платком вспотевший лоб и взмокшие ладони. Отпустили машину, и старик, не обращая внимания на замершую в центре моста обнявшуюся влюбленную парочку и быстро пробегающих по своим делам людей, уверенной походкой устремился к одной из беседок. Присев на корточки перед первой от проезжей части колонной, провел дрожащими ладонями по нижней гранитной панели, проделав едва заметные манипуляции пальцами, отчего панель повернулась вокруг своей оси, открывая полую нишу.

Академик сунул туда руку и принялся шарить внутри. Ничего не обнаружив, приблизил вплотную к нише лицо и некоторое время молча сопел, вглядываясь в темноту. Затем обернулся ко мне и прикрикнул:

— Софья Михайловна! Что вы стоите? Посветите же мне смартфоном!

Я поставила багаж на скрывающуюся в глубине беседки скамейку и принялась доставать смартфон. А подняв глаза, увидела, что по мосту в нашу сторону идут директор бежецкого культурного центра Никандров и архивариус Багдасарян.

— Ну же, Софья Михайловна! Что вы там возитесь? — не замечая приближающихся, повысил голос Граб. И, проследив за моим взглядом, резко обернулся. — Налетели, воронье, — чуть слышно пробурчал он, наблюдая за прибывшими. И другим, ласковым голосом, громко осведомился: — Что, Андрей Андреевич, не усидели на месте? И вам захотелось одному из первых увидеть тетрадь с неизвестными стихами Гумилева?

— Нет никакой тетради, — сухо обронил Багдасарян. — Документ, который я вам показал, поддельный.

— Не может быть! — растерялся Граб. — Как же это? Зачем?

Теперь заговорил Никандров. Голос его звучал не так любезно, как раньше, в нем появились зловещие нотки.

— Понимаете, Викентий Павлович, только надзиратель Бурсянин знал, как открывается тайник, ибо видел, как это делал Немец. Те, кто только слышали об этом тайнике, сколько ни искали, так и не смогли найти открывающий колонну механизм.

— Мы всем архивом сюда приезжали, у нас ничего не вышло, — мрачно кивнул Багдасарян.

— Значит, вы и есть Палач Бурсянин, — резко припечатал директор центра. — Вы, а вовсе не Мэтью Люк, как утверждается в вашей книге.

— Вы говорите ерунду, — неуверенно откликнулся Граб, и было видно, что возражает он скорее по инерции, лишь бы не молчать. — Подумаешь — знаю, как открывать! Это вообще ничего не доказывает.

— Никто не знает, а вы знаете! — повысил голос сотрудник архива. — В дневниках Мэтью Люка говорится, что он, еще будучи Матвеем Завьяловым, и в самом деле в начале пятидесятых годов служил в Мордовии, только не надзирателем, а капитаном медицинской службы. После увольнения из органов Завьялов женился на канадской подданной Мадлен Люк, взял фамилию жены и уехал жить в Канаду. Завьялову повезло, он создал солидную фирму, которая процветает и по сей день. Не без вашей помощи, Викентий Павлович, его честное имя опорочено, и семья Люка не станет с этим мириться. Внуки доктора докажут, что вы — не Граб, а Бурсянин.