Мария Спасская - Девять жизней Николая Гумилева

«Для кого это? Для чего? Рабочие ходят оборванные и голые. Трудовая Россия раздета и разута, а тут господа… Стыд и позор!»

Бекетова-Вилькина тут же решила, что непременно посетит костюмированный бал, ибо неправдоподобно дорогие билеты ее невероятно заинтриговали.

Уютное местечко оказалось «нелегальной столовой», расположенной в маленькой темной квартире на Фурштатской улице, мало напоминающей ресторан. В двух комнатах — спальне и гостиной — высились столы, покрытые пестрой клеенкой. По-видимому, вид широкой кровати со взбитыми подушками не портил аппетита посетителей, ибо в помещении для сна обедающих оказалось даже больше, чем в комнате, предназначенной для приема пищи. Усадив дам друг напротив друга, Гумилев разместился во главе стола и принялся внимательно изучать нацарапанное на клочке оберточной бумаги меню. Потом, подозвав быстроглазую хозяйку, сделал заказ:

— Не сочтите за труд, принесите борщ. Пирог с капустой. Свиную отбивную в сухарях и блинчики с вареньем. С клубничным вареньем.

И, закончив перечислять разносолы, повернул голову в сторону спутниц.

— А вы? Берите, что хотите.

У Татьяны перехватило дыхание и в то же время желудок сжал голодный спазм. Последний год она питалась отварными картофельными очистками, плохо пропеченным серым хлебом и выдаваемой по карточкам селедкой, запивая нехитрые яства морковным чаем. Даже у Зиночки она почти ничего не ела — привычка к скромности, граничащей с аскетизмом, стала второй ее натурой. И потому смутившаяся девушка чуть слышно выдохнула:

— Спасибо, я не голодна.

Отчего-то Татьяна думала, что ее станут упрашивать, и очень опасалась, что придется долго отказываться, выставляя себя ломакой, но Гумилев никак не отреагировал на ее слова и посмотрел на Танину подругу. Зиночка отложила «меню» и затараторила на ухо услужливо склонившейся хозяйке:

— Будьте так любезны, принесите телячье рагу с грибами, куриный шницель и бланманже со взбитыми сливками.

Гумилев перевел двоящийся взгляд на Таню и распорядился:

— А этой барышне подадите стакан чаю, раз ее ничто не соблазняет.

За трапезой поэт говорил о стихах и с видимым удовольствием рассматривал Яворскую. А после распрощался с Татьяной, усадил Зиночку в мотор и повез в номера на Гороховую.

Только в Бежецке я поняла, какая это величина — академик Граб. Нас не просто встречали, нас встречали с цветами. Крутившийся на перроне суетливый мужчина средних лет предоставил мне нести багаж, сам же сунул Викентию Павловичу букет гвоздик, подхватил старика под локоток и бережно повел к потрепанному «уазику», пылящемуся у здания вокзала. Усадил на переднее сиденье, дождался, пока я устроюсь на заднем, и сам сел за руль. Заглянув академику в глаза, подобострастно зачастил:

— Викентий Павлович, командуйте. Куда вас везти — в культурный центр или в гостиницу? Если устали — не невольте себя, лучше отдохните. Чтения и завтра проведем.

— Нет, отчего же, Александр Владимирович? Я вовсе не устал.

И мы поехали к культурному центру. По обилию стоящих на площади машин можно было предположить, что Гумилевские чтения — событие чуть ли не планетарного масштаба. Странное дело, но чтения отчего-то были приурочены не ко дню рождения поэта, а к дате его гибели. Возможно, оттого, что в начале апреля собираться и праздновать не так приятно, как в конце августа. Внешне культурный центр больше всего напоминал типовой ДК уездного городка, каковым, по сути, и являлся. На крыльце между колоннами суетились встречающие.

С десяток мужчин и женщин устремились к нашему прижавшемуся к обочине «уазику», помогли академику покинуть авто и практически понесли его внутрь здания. Оставив вещи в машине, я отправилась за своим подопечным. В украшенном шариками холле был накрыт непритязательный фуршет с бутербродами, печеньками и соком, между столами бродили участники «чтений», не решаясь приступать к еде без соответствующего распоряжения. Должно быть, ждали Граба, ибо стоило нам только появиться, как публика устремилась к столам. Академик в окружении свиты занял почетное место за отдельно стоящим в отдалении столиком, усевшись в специально приготовленное для него кресло. Он здесь был царь и бог. Ну, или очень близко к этому.

Расположившись, Граб махнул мне рукой, подзывая. Я приблизилась и опустилась на свободный стул. Стул оказался за спинкой кресла, ибо за столом вокруг моего подопечного мест не нашлось. Встречавший нас суетливый Александр Владимирович Никандров, представившийся мне директором культурного центра, занял место по правую от академика руку и вводил старика в курс дела.