Татьяна Полякова - Дневник чужих грехов

— Да, когда она сюда перебралась из города, зашла к нам. Я ее не узнала, если честно. Но фамилию вспомнила, слышала не раз. Она в городской администрации, в отделе культуры работала. Я ей очень сочувствую. Из-за дочери. Но если честно, мне она не симпатична. Представь, с ходу начала спрашивать, как я намерена распоряжаться наследием мужа.

— И что вы ответили? — улыбнулась я.

— Что собираюсь умереть с ним в один день. Как Ромео и Джульетта, — засмеялась она. — А о его наследстве пусть другие думают.

— Не поверю, что вам безразлично, как распорядятся картинами Дмитрия Владимировича, — сказала я как можно мягче. — Или есть еще наследники?

— Конечно небезразлично, — вздохнула Екатерина Осиповна. — Других наследников нет. Он ведь рано осиротел. Бабушка воспитывала, она давно умерла. У меня теперь тоже никого. А все необходимые распоряжения я уже сделала. У Дмитрия Владимировича есть хороший друг, кстати, юрист. Он обо всем и позаботится. Так что зря бывшая чиновница переживает. А зачем к ней Сергей заезжал?

— Не знаю. Наверное, какие-то вопросы возникли.

— По поводу следствия? Звягинцев-то здесь при чем?

— У него появилась версия… Только он со мной догадками поделиться не пожелал. Но меня о ваших родственниках спрашивал. Не знаю ли я о них что-нибудь.

— О каких родственниках?

— У меня сложилось впечатление, он считает, что вашу племянницу могли убить из-за наследства. Вдруг есть родственники, о которых вы даже не догадываетесь.

— С ума сошел твой Звягинцев, — усмехнулась Екатерина Осиповна. — Ни о каких родственниках я не слышала. А племянница моя и вовсе ни при чем. Городская квартира, безусловно, ей бы досталась, и этот дом. Дмитрий Владимирович против этого совсем не возражал, он Олю очень любил. Она нам, можно сказать, была вместо дочери. Да и кому еще оставлять, если нет родни? А картины в музей, это даже не обсуждается.

— А завистники у Дмитрия Владимировича были? Я имею в виду тех, кто не остановился бы перед убийством?

— Ты Олю имеешь в виду? — хмуро посмотрела на меня Коровина. — Не знаю, до чего вы с Сергеем додумались, но… чепуха это, Аня, — мягко закончила она. — Завистники, конечно, были, но Оля-то здесь при чем? А если речь о наследстве… убить из-за квартиры и дома, наверное, могут, но, учитывая, что мы с Дмитрием Владимировичем еще живы… В общем, начинать надо было не с нее.

«Сказать ей о Терентьевой? — думала я. — И о слухах о Лене Кирюхиной? А что это даст? Причиню человеку боль, вот и все. И наверняка лишусь ее дружбы. Собираю сплетни за ее спиной… Она совершенно точно ничего не знает о возможном наследнике, если такой существует. Нет, пусть ей следователи вопросы задают», — малодушно решила я.

— Что ж, пойду домой, — сказала, поднимаясь. — Верный, должно быть, меня заждался.

— Заходи, — провожая меня до калитки, сказала Екатерина Осиповна. — Я всегда тебе рада.

Я отошла от дома Коровиных метров на сто, когда увидела Ольгу Маратовну, здешнего врача. Она работала еще во времена моего детства и, на мой взгляд, мало с тех пор изменилась. Невысокая, полная, седые волосы коротко подстрижены, яркая помада на губах и знаменитые калоши, которые она в непогоду надевала на туфли. Само собой, тут же заработав от местных прозвище «калоша». Кстати, ношение калош она неустанно пропагандировала: ноги следует держать в тепле (тут не поспоришь), а обувь надо беречь. Но так и не смогла убедить своих пациентов, что калоши лучший для этого способ.

— Здравствуйте, Ольга Маратовна, — приветствовала я ее.

— Аня, — улыбнулась она. — Отлично выглядишь, девочка моя. Ты от Коровиных?

— Да, заглянула на минутку.

— А я к ним.

— Часто их навещаете?

— Обычно раз в неделю. В основном для спокойствия Екатерины Осиповны.

— В каком смысле? — нахмурилась я.

— В том смысле, девочка моя, что мало чем могу помочь. Последствия, к сожалению, необратимы. Слава богу, что состояние стабильное и повода для особого беспокойства нет. Но попробуй ее в этом убедить. Уж эти мне жены великих… — покачала головой Ольга Маратовна, широко улыбаясь, а я спросила:

— А как же приступы удушья?

— Какие приступы? — удивилась она. — Это тебе Екатерина Осиповна нарассказывала? Все у него нормально. Хотя мы, как известно, смертны, и совсем уж расслабляться не стоит, — тут она подмигнула, сказала: — Будь здорова! — и зашагала дальше в своих нелепых калошах. А я в растерянности смотрела ей вслед.

Сомневаться в компетенции Ольги Маратовны у меня повода не было, ее считали хорошим врачом, но я дважды присутствовала при приступах, которые случились с Коровиным, и это совершенно точно не выдумка озабоченной супруги, что бы там врач ни говорила. Откуда ни возьмись, вдруг явилось беспокойство, а вслед за ним тоска, которой я вовсе не находила объяснения.