Татьяна Полякова - Дневник чужих грехов

Верный встретил меня радостным лаем. Накормив его, я устроилась на крыльце, подставив лицо осеннему солнцу. Верный носился по двору. Немного понаблюдав за ним, я перевела взгляд на ворота, ведущие во двор, подошла к ним с желанием проверить: заперты или нет? С чего я вдруг решила, что без меня здесь кто-то побывал? Верный службу несет исправно.

Я вновь устроилась на ступеньке, но вскоре отправилась в дом, прошлась по кухне, заглянула в гостиную, точно что-то искала… Я всерьез думаю, что без меня здесь были «гости»? Не похоже. Все на своих местах. Мне кажется, я бы почувствовала, загляни сюда кто-то без моего ведома. И все же беспокойство не отпускало.

— Глупости, — вслух произнесла я, словно пытаясь избавиться от наваждения.

Тут же возникло желание позвонить Звягинцеву, попросить, чтобы приехал. Это уж вовсе никуда не годится. Я в своем доме, здесь мне нечего бояться. Убийца, по мнению участкового, мог искать в доме свидетельства его вины, случайно оказавшиеся у Стаса. Кстати, а почему бы мне не заняться поисками? Вопрос, что это может быть? Вдруг я уже не раз видела улику, понятия об этом не имея?

Если ее видела я, можно предположить, что убийца бы ее тоже увидел. Значит, Стас все надежно спрятал. Где? В доме? Возле дома? Широкое поле деятельности открывается. Допустим, в доме… Бабка пережила здесь войну, а в такое время тайник совсем не лишний. Я о нем могла не знать, а вот Стас… Он был с Агнес все это время. Хотя один тайник мне известен. В углу, за печкой. Изразцовая плитка легко вынималась, а за ней пустота. Помнится, случайно обнаружив тайник во время уборки, я прятала в нем сигареты от вездесущей Агнес. Знала она о тайнике или нет, так и осталось для меня загадкой.

Отдернув занавеску, я шагнула в узкое пространство между стеной и печью, опустилась на колени и нащупала плитку. Кажется, эта. Она поддалась далеко не сразу, пришлось сходить за ножом, аккуратно подцепить одну сторону. Плитка оказалась на полу, а я с сильно бьющимся сердцем сунула руку в образовавшееся отверстие и едва не закричала: в тайнике, безусловно, что-то было. Бумага, нет, тетрадь… Обычная тетрадь в коричневой обложке.

Я поспешно выбралась на свет, уже догадываясь, что держу в руках. Так и есть: дневник Марты. Скорее всего, та самая пропавшая тетрадь, о которой говорила Танька. Выходит, ее забрал Стас. Но почему? Что хотел скрыть, спрятав ее в тайник и ничего не сказав моей подруге? Может, просто не успел рассказать? Потому что убийца не дал ему такой возможности?

Я прошла к окну, села за стол, держа тетрадь обеими руками, пальцы заметно дрожали. Позвонить подруге? Или Звягинцеву? Я еще решала, что следует сделать в первую очередь, когда заметила закладки. Листы отрывного календаря. Первый — с датой смерти Стаса, второй, следующий за ним день… Приехав сюда после его смерти, мы обратили внимание на календарь. Почему вдруг Стас оторвал листок на день вперед? И даже увидели в этом какой-то знак… А все оказалось проще. Ему понадобились закладки, а под рукой был только календарь.

Я открыла тетрадь, отложив в сторону первую закладку. Увидев дату, когда была сделана запись, я на мгновение замерла, словно собираясь с силами, начала читать, и вскоре стало понятно, что заинтересовало Стаса. Через много лет после войны дед вдруг объявился, прислал весточку через знакомых, оказавшихся за границей. Они и передали Агнес письмо.

«Неужто бабка его не сохранила? — растерянно думала я. — Быть такого не может! Или может?»

Одно ясно, письмо было. Марта рассказывает о нем довольно подробно. Дед не только смог выбраться из полыхающей Европы, но и неплохо устроился, правда, на другом континенте. Занесло его, в конце концов, в Аргентину. С теми же людьми бабка, по словам Марты, передала ему ответ, подробный рассказ о детях, которых он оставил когда-то, а двоих так и не увидел… Закончилась на этом их переписка или нет, и что, в конце концов, стало с моим непутевым дедом? Он женился, завел еще детей? Как жил все эти годы?

И тут — толчок в сердце и словно вспышка — воспоминание. Я сижу в кафе в Буэнос-Айресе, ко мне подходит старик, седой, с аккуратной бородкой. Спина прямая, чувствуется в нем немалая сила, а еще благородство… да, именно так. Я тогда подумала, он похож на белогвардейского офицера. Старик попросил разрешения присесть рядом, а потом, путая русские и испанские слова, стал задавать вопросы. Я приехала из России? Мои родители здесь работают? Может он узнать мое имя? Он очень давно покинул родину, и ему приятно поговорить с кем-то по-русски. Я из Москвы? А он когда-то жил… и называет место. А я, в полном обалдении, начинаю рассказывать…