Картер Браун - Пропавшая нимфа - Сборник

Я воздел руки к небу.

— Обвинение в торговле наркотиками само по себе чудовищно, но подозревать меня в их краже — настоящее безумие!

Невольно я повысил голос и почти прокричал конец фразы. Надзиратель, отвечавший за боксы, остановился перед нашей стеклянной дверью и, нахмурившись, посмотрел на меня.

Лемер успокоил его жестом, протянул мне сигарету и спокойно продолжил:

— Зря ты так горячишься, только навлекаешь на себя неприятности. Мне понятно твое возмущение. Если бы я сомневался в твоей искренности, то не взялся бы за это дело. Я знаю тебя достаточно давно и убежден, что ты не способен на подобное, но ведь одной уверенности твоего старого друга и защитника мало. Судья Перрен не друг и не защитник. Ему поручено расследование, он делает выводы только на основании фактов. А они убийственны. В воскресенье утром в твоей машине нашли четыре пакета с двумя килограммами морфия, а в тот же день Блондинг заявил, что сторож оповестил его о краже в лаборатории в первой половине ночи.

— А почему сигнал поступил так поздно?

— Сторож был связан, потерял от удара сознание и только днем сумел освободиться и добраться до телефона. В больнице у него обнаружили трещину в черепе, но не очень опасную. Он ничего не видел и не мог сообщить примет грабителей. Никаких отпечатков пальцев в лаборатории не нашли, но полученный накануне морфий исчез.

— Ты говорил — шестьсот килограмм? Но это же невероятно даже для такой большой лаборатории!

— Верно. Но дело в том, что этот груз предназначался не для одного только Эдуарда Блондинга. Его контора как бы головная в химико-фармацевтическом объединении: сюда привозят сырье для всех, а потом уже делят. Как я уже говорил, это совершенно законно, у Блондинга есть письменное разрешение министра здравоохранения. Наркотики закупались оптом, потому что так было дешевле и выгоднее не только лаборатории Блондинга, но и всем остальным.

Лемер затянулся сигаретой и продолжил:

— А теперь поставь себя на место Перрена. Мешочки, найденные в машине, не отличаются от тех, в которых был расфасован морфий у Блондинга. Самое большее, что тебе могут инкриминировать в деле о грабеже,— это соучастие, а может, и руководство, ведь ты был близким человеком в доме Блондинга и мог от него узнать о поступлении в лабораторию такого огромного количества морфия.

Я промолчал. Уже четыре дня я практически ничего не ел и почти не спал. Был грязен, измучен волнением и тревогой, обескуражен обстановкой, в которую так неожиданно попал, и устал до бесчувствия. Мне казалось, будто серые тюремные стены источали страх и безнадежность.

Понимая это, Лемер продолжил более мягко:

— Держи себя в руках, не теряй мужества. Ты, без сомнения, жертва какого-то заранее продуманного плана, типичный козел отпущения. И у меня на это есть доказательства, полученные от вполне надежного лица.

— Кого?

— Самого судьи Перрена. Оказывается, потому тебя в таможне поджидали и проверяли так придирчиво, что рано утром получили анонимный телефонный звонок, будто ты повезешь в Брюссель морфий. Более того, было даже указано, что он спрятан за обивкой дверцы. Информатор знал и об упаковке наркотика.

Я был настолько поражен этим известием, что не сразу опомнился, но постепенно в памяти начали всплывать все подробности происшествия, на которые,я сперва и внимания не обратил.

— Совершенно верно. Только теперь я понял, почему таможенники приступили к обыску, не считаясь с правилами приличия... А этот доносчик остался неизвестным?

Лемер пожал плечами.

— Он только заявил, что действует из мести, поскольку ты его обделил при дележе добычи.

Несмотря на серьезность положения, я не удержался от улыбки.

— Похоже на какой-то скверный полицейский роман.

— К сожалению, это не роман, а действительность, жертва которой — ты.

— Теперь, конечно, нечего и думать о том, чтобы взять меня на поруки?

— Признаться, я об этом даже не заикнулся, ведь Перрен расхохотался бы мне в лицо. Поверь, будет очень трудно доказать, что ты не участвовал в ограблении.

Я же приехал к Блондингу в девять вечера, а уехал в три утра. Это могут подтвердить не менее пятидесяти человек.

— Да, так заявил и сам Блондинг. Но, к сожалению, некоторые приглашенные добавили, что между одиннадцатью и двумя часами ночи ты куда-то уходил, и Блондинг, кстати, подтвердил это, впрочем, очень неохотно. Все его сведения о тебе были весьма благоприятными. Однако, сам понимаешь, против фактов не попрешь. Если ты ездил к пациенту, то назови имя и адрес. Его свидетельство необходимо.