Я почувствовал спазмы в желудке. И понял, что не могу сообщить, как провел это время.
— Нет, существует профессиональная тайна, я не вправе называть этого человека.
Лемер с досадой покачал головой.
— Ерунда! Нам ведь не история болезни нужна. Всего лишь имя и подтверждение, что тогда ты был у него, а не в лаборатории Блондинга. Пациент сразу поймет свою прямую обязанность — помочь тебе. Тем более ему это не принесет никакого вреда.
Я немного подумал и решился:
— Хорошо, скажу тебе правду. Я солгал, никакого пациента не было. Дело обстояло так...
Он удивленно смотрел на меня поверх очков, ожидая объяснений.
Я взял сигарету из коробки на столе, закурил и начал свое признание.
Три месяца назад ко мне на прием явилась одна молодая особа, некая Моника Вотье. Она страдала небольшими нарушениями нервной системы, а внешне была очаровательной женщиной с божественным телом. И кроме того, не скрывала желания близости со мной.
Под предлогом проверки ее состояния, который не компрометировал никого, я встретился с ней в назначенный день, и после этого мы стали любовниками.
Она не была замужем, но не предъявляла мне требований, какие обычно возникают даже у самых доверчивых и покладистых женщин, когда они уверены в привязанности мужчин.- Все это, даже легкость наших отношений, начало меня пугать. Я боялся, что Мари-Клод догадается о нашей связи, и решил порвать с Моникой сразу после отпуска.
Она попросила меня навестить ее, зная, что я буду на вечере у Блондинга.
— Ты всегда можешь сказать, будто тебя вызвали к больному, это никого не удивит.
Я приехал и объявил о своем решении с ней расстаться.
Она приняла это спокойно, однако попросила распить с ней бутылку шампанского.
— Сохраним хорошее воспоминание о нашем последнем свидании,— очень мило сказала она.
Я ушел от нее около половины третьего и вернулся к Блондингу. Мне казалось, мое отсутствие осталось незамеченным, но получается, некоторые гости обратили на это внимание в течение тех трех часов.
* * *
Когда я закончил свой рассказ, Лемер покачал головой.
— Я понимаю, что сначала ты не мог сказать мне этого из-за Мари-Клод, но подобным чувствам больше не место. Свидетельство Моники Вотье необходимо.
— А Мари-Клод узнает?
Он сделал неопределенный жест.
— В принципе не должна. Но пресса уже вовсю шумит о твоем отсутствии, и я не могу ручаться; что журналисты не пронюхают остальное и не предадут огласке.
Я вздохнул в отчаянии.
— Только этого мне не хватало!
— Твои сентиментальные отношения с женой теперь дело второстепенное. И если она любит тебя по-настоящему, то расценит связь с этой особой как нечто случайное. Иначе ваш брак не имеет смысла и вы все равно потом разведетесь. • Возможно, говорить так сейчас нечутко, но надо смотреть правде в глаза. Пока же самое главное — вытащить тебя из ямы.
И я дал ему адрес Моники Вотье.
— Я сейчас же все сообщу судье, и ее вызовут. Если это тебя хоть немножечко подбодрит, помни: такое свидетельство снимает самое тяжкое обвинение.
Я посмотрел на него с недоумением, и он пояснил:
— Торговля наркотиками разбирается в обычном уголовном суде, а воровство со взломом в ночное время, даже без покушения на жизнь человека,— судом присяжных. И хотя ты не юрист, полагаю, разницу понимаешь.
Он покинул меня, дружески похлопав по плечу, а я вернулся в камеру еще более подавленным, чем прежде.
* * *
Через два месяца меня привели во дворец правосудия, где после бесконечного ожидания в одной из крошечных каморок, которые прозвали мышеловками, я попал, наконец, в кабинет судьи Перрена.
Лет пятидесяти, он был высок, худощав и благороден, сквозь стекла очков в роговой оправе смотрели проницательные глаза.
Лемер ждал там же, он молча пожал мне руку.
Допрос начался сразу.
Когда я повторил судье, чем занимался в ночь с субботы на воскресенье, он чуть помедлил, заглянул в бумагу перед собой и спокойно заявил:
— По просьбе вашего защитника я допросил мадемуазель Вотье. Она категорически отрицает, что встречалась с вами тогда.
Я буквально подскочил.
—- Но это невозможно! Может, она спутала число?
— Допустим, кто-то из вас действительно ошибается. Желая рассеять это недоразумение, я вызвал ее на очную ставку.
Дежурный судейский чиновник подошел к двери и пригласил Монику' Вотье. ‘
Она развязно вошла, обворожительно улыбнулась и села, скромно натянув на колени юбку, но при этом ни разу не взглянула на меня.
Читать дальше