Валерия Вербинина - Осенний детектив

Художественная студия «Пегас». И знакомый черный силуэт лошадки с крыльями. Логотип. Казалось, время вернулось и стерло последних тридцать лет. Еще в фойе она услышала визгливый голос мэтра: «У тебя откуда руки растут?» – и невольно рассмеялась.

Она застыла на пороге большой светлой комнаты. У мольбертов стояли четверо: трое молодых людей и девушка, класс мастера. Сам же он, маленький, подвижный, росточком с карлика, бегал по комнате, громко орал и хватался за голову, ероша длинные седые патлы. Справа от большого окна сидела в кресле, запрокинув за голову руки, полуобнаженная натурщица. Анна отметила ее красивое сильное тело…

Рубальский заметил ее и замахал руками:

– У нас занятия! Попрошу вон!

– Сеня… – с трудом выговорила Анна. – Сеня, ты меня не узнаешь?

Мэтр подскочил, присмотрелся близоруко.

– Анька, чучело, ты? Анька Коваль? Господи, совсем старуха!

– И тебе, Сенечка, добрый день!

Они обнялись. Анне пришлось нагнуться.

– Пошли, поговорим. Расскажешь. Елка, будешь за старшего. Смотрите мне!

Он ухватил Анну за локоть и поволок из комнаты. Они пришли в его кабинет, захламленный как в старые добрые времена. Похоже, здесь ни разу с тех пор не убирали. Анна присела на диван. Рубальский поместился за письменным столом. Они уставились друг на друга.

– Ну что, принцесса, соскучилась? – сказал Рубальский, насмотревшись. – И дорогу, смотрю, не забыла.

– Дорогу помню, тебя помню. Ребят помню. С кем-то видишься?

– С Зойкой. Вот уж бездарь, прости господи! Забегает иногда. Пьем кофе. Или чего покрепче. Люблю пьющих баб, никогда не знаешь, чего ждать. Фейерверк! А хочешь по грамульке? За встречу? – Он проворно достал из тумбы стола бутылку коньяка, стаканы, пакетик с орешками. Разлил. – Давай! За нас!

Они выпили. Рубальский довольно крякнул.

– Ну и?.. Что новенького? Как ты?

Анна хотела сказать, что у нее все нормально, просто шла мимо, вспомнила, решила проведать. Но вместо этого сказала:

– У меня муж умер.

– Надо помянуть. – Рубальский взял бутылку, снова разлил. – Земля пухом. Хороший хоть мужик был?

– Хороший.

– Повезло, значит. Я помню, за тобой бегал длинный такой, черный, вроде цыгана… Андрей? Розы тебе носил, белые, кажется. Тот, что потом с Зойкой сбежал. Говорили, в Индию или в Грузию.

– Не помню, – соврала Анна. Розы были кремовые…

– Все-то ты помнишь, принцесса! Такое не забывается. Ты черная ходила. То розы таскал, а то вдруг слинял с концами. И с кем? С Зойкой! – Рубальский заухал филином, и Анна вздрогнула. Она забыла, как мэтр смеется. – А парень интересный был, южные кровя, краски сочные, аж глазам больно, солнце, горы. Любил Сарьяна. А я его по рукам! Не копируй, чучело, не обезьянничай! Я знал, что долго он у нас не выдержит, сбежит. Как в воду смотрел. И дуреху эту с собой прихватил.

Они помолчали. Новость про Андрея и Зойку была неожиданной…

– Что будешь делать? Семья, дети? Или одна?

– Дети. Трое. Что буду делать… Хочу вернуться. Примешь?

– А не поздно? – Сузив глаза, он рассматривал Анну. – Поезд ушел. Разве что на базаре торговать, русалками.

Это было самое страшное его ругательство: тебе на базаре русалками торговать! Проклятие мастера.

– Для себя. Не все гении. У тебя же полно бездарей, лишь бы платили.

– Да уж. С жемчужных зерен не прокормишься. Ты права. Приходи. Только… – Он замялся. Анна смотрела выжидательно. – Ты бы это… – он описал рукой энергичный круг вокруг собственного лица, – марафет навела, что ли. И убери к чертовой матери седину! Молодая баба, смотреть тошно!

Уходя, она попросила телефон Зойки…

– Анька! Офигеть! – Зойка схватила Анну за руки, затормошила. – Сколько лет, сколько зим! Тридцать лет!.. Тридцать! Молодец, что позвонила!

Анна ждала ее за столиком уличного кафе. Зойку она заметила издали: яркая блондинка в красном; поднялась навстречу…

Зойка даже всплакнула от волнения.

– Я часто вспоминаю наших ребят, тебя… Какие надежды, какие планы! Просто не верится! И разбежались… как круги по воде. Как ты? С кем?

– У меня умер муж…

Зойка ахнула.

– Мои соболезнования. Хорошо жили?

– Хорошо. Трое детей. Дочка и мальчики.

– Молодец! А у меня один, Ванька. Сейчас у отца в Варне. Я катаюсь туда-сюда. Жениться собирается. Давно пора.

– Я думала, ты с Андреем, – с трудом выговорила Анна. – Он бегал за тобой, вы исчезли вместе… Рубальский сказал.

– С кем? С Андреем? Анька, ты чего? Это я за ним бегала! Рубальский совсем из ума выжил. Я уехала к любовнику, в Варну. Христо Апостолов, тоже художник, познакомились на выставке. Ему хорошо за сорок было, мне двадцать. Прожили вместе два года, а потом он попросил меня съехать на почве новой любви. Ну я, конечно, немного подпортила ему вывеску, приятно вспомнить! – Она расхохоталась. – И подгадал прямо в строчку, ёшкин кот! Возвращаюсь и чувствую, что залетела. Что делать? Написала ему, а он прислал деньги – делай аборт, мол. Ах ты, скотина, думаю! А вот тебе! – Зойка скрутила кукиш. – Родила Ваньку. Аж страшно подумать, если бы послушалась! Мама была жива, много помогала. Выкрутились. Я веду черчение в радиотехникуме. Копейки, конечно, еще халтурю. Кручусь, одним словом. Когда Ванечке было семнадцать, вдруг явление – Христо Апостолов собственной персоной! Старый плешивый козел! Сообразил, что ни семьи, ни детей, одинокая старость, и вспомнил, прилетел. Увидел Ванечку, зарыдал, говорит, прямо вылитый я в молодости! Пригласил в гости. Он богатый, свой дом, несколько машин. Известный художник, вроде даже академик. Я не против, пусть. Так и живем. Ванечка часто приезжает. Христо замуж зовет, а я как посмотрю на его рожу, рыгать тянет. У меня сейчас есть мужчина, бухгалтер из банка, нормальный, спокойный, марки собирает. Мы с ним на рыбалку ездим…