Сергей Федоранич - Бог тебе судья

Я поблагодарил Лидию Алексеевну за гостеприимство. Она попросила меня позвонить ей и сообщить, что удастся выяснить. Я пообещал сделать это, после чего сел в машину и уехал.

В церкви меня ждало разочарование. Сестра Татьяна и преподобный Франциск на службу в обычное время не пришли. И если отсутствие преподобного не вызывало ни у кого вопросов, поскольку служит он без присутствия в храме, то отсутствие сестры Татьяны восприняли как тревожный звонок.

— Она никогда не пропускала службу, — говорили монахини возбужденно, сгруппировавшись у входа в храм. — А если болела, то всегда и всем звонила, чтобы ее не теряли. Что-то случилось! Видит Господь, что-то случилось!

Служители церкви подняли тревогу и отправились к Татьяне домой в сопровождении полиции. Дверь была открыта. В единственной комнате в квартире на постели лежали двое — сестра Татьяна и преподобный Франциск, который был слишком полным, по моему мнению, для священника, живущего в смирении и ограничениях. Большое белое рыхлое тело, нагота не прикрыта, густая поросль скрывала все, что нельзя показывать детям. Дыра во лбу у каждого. Их вещи были разбросаны по полу, словно они торопились раздеться и лечь в постель. Полиция выгнала всех из квартиры, переписав имена и паспортные данные.

Я вышел из подъезда и сел на лавочку.

Что сказала мне сестра Татьяна? Из-за чего ее убили? И как убийца мог узнать, что она мне сказала?

Судя по всему, между сестрой Татьяной и преподобным была интимная связь. И застрелили их в постели, в объятиях друг друга. Злая ирония или наказание? И связано ли как-то это двойное убийство с трупами в «слоеных» могилах? Если да, то сколько же на счету убийцы уже смертей помимо тех несчастных из леса?

И не стану ли я следующим?

Монахини вышли так же, единой группой. Но самая молодая из них, с выражением страшной муки на лице стремительно отошла от своих сестер, ее вырвало прямо на газон, в умирающую траву в крупинках снега. Я достал платок из кармана брюк и подошел к девушке.

— Возьмите.

— Спасибо.

Она вытерлась и часто задышала, выпуская облачка пара. Ее сестры как будто не замечали, что кому-то плохо и требуется помощь. Они, взявшись под руки, двинулись в сторону храма, яростно перешептываясь.

— Меня зовут Виктор Черемушкин, — сказал я.

— Я сестра Мария, — ответила монахиня. — Это все ужасно.

— Вы хорошо знали преподобного и сестру Татьяну?

— Сестра Татьяна взяла меня из приюта, поэтому да, с ней мы знакомы очень близко. А преподобного Франциска я видела несколько раз, мы практически не общались.

— Вы знали, что они вместе?

— Они не вместе, — ответила сестра Мария. — Это какой-то ужас, и я не понимаю, что происходит.

— Но их убили в постели. Обоих, обнаженных.

Сестра Мария кивнула, потом еще раз и заплакала. Мне стало ее жаль, но я не знал, можно ли обычному парню обнимать монахиню. Не возникнет ли у нее из-за этого проблем? Но она плакала так горько, что я плюнул на условности и обнял девушку. Она тут же прижалась ко мне и заплакала еще горше.

— Вам нужно выпить горячего чаю, — сказал я. — Или кофе. Что вы любите? Можно я вас угощу?

— Нет, что вы, это неудобно.

— Ну почему неудобно? Я видел, как в американских фильмах и сериалах священники и монахини приходят к прихожанам домой, просто в гости, общаются и пьют чай. Или кофе. В чем проблема?

— Уговорили, пойдемте. Здесь неподалеку есть кафе.

Мы зашли за дом, где начиналось шоссе. Вдоль стояли магазины, кафе, рестораны и бары. Жизнь текла своим чередом, люди ехали по своим субботним делам, закипали в пробках, «дворники» на лобовых стеклах размазывали хлопья снега, двигатели перерабатывали бензин, ступени метрополитена переносили с поверхности под землю толпы торопящихся людей, и никому не было дела до двух остывающих трупов — монахини и священника — неподалеку. Собственно, как и в любой другой миг нашей жизни — ведь никто не знает, что творится за стенами домов, мимо которого мы каждый день ходим. Может быть, в этот самый момент там кого-то убивают, насилуют или причиняют страшную боль. И мы можем помочь или даже спасти человека, если всего лишь прислушаемся, обязательно услышим или крик боли, или призыв о помощи… Но кто это делает? Никто. Никого не трогает чужая боль. Остановиться, прислушаться и позвать на помощь полицию означает перевернуть свою жизнь в этот момент, нарушить ее распорядок и утратить мгновения, которые можно провести дома, с семьей или в одиночестве — уж как был выбран путь. Причем нарушить самостоятельно, что практически недопустимо — ведь жизни этой так мало, и меняют ее внешние факторы постоянно, и никто не хочет тратить драгоценные минуты уединения и спокойствия на чужое горе. Для этого даже девиз-оправдание придумали: «Всем не поможешь, всех не спасешь». Им очень удобно прикрыть любые акты гражданской невнимательности, будь то одиноко гуляющий ребенок на улице, спящий человек под лавкой или крик соседки.