Сергей Федоранич - Бог тебе судья

— Франциск, не «мы», а я не тупой. Ты такой же тупой, каким был десять лет назад, когда я тебя выцарапал из рук церковного суда за растление малолетних. Ты тогда ничего не понимал, не понимаешь и сейчас.

Священник скрипнул зубами. Мастер иногда ведет себя так, словно Священник у него прислуга, и позволяет себе оскорбления. Но сейчас кто-то должен быть взрослым, чтобы разобраться во всем и наладить дело. Поэтому он собрал в себе все остатки крепости и сказал, проигнорировав оскорбление:

— Люди верят в Бога и всегда верить будут. В религию вложено слишком много времени и средств, чтобы люди просто отвернулись от нее.

— Люди давно уже поняли, что, чтобы верить в Бога, необязательно продавать квартиру и отдавать деньги! Необязательно менять свою жизнь, можно просто верить, и все. А все остальное — это чепуха!

— Ты не прав. Вокруг столько несправедливости, вокруг столько насилия и жестокости, и люди объединяются и прячутся от этого всего. Они по-прежнему идеальные дойные коровы. И Славик, кстати, прекрасно на этом зарабатывает.

— Славик три года копил себе на квартиру в Лондоне, — сказал Мастер. — И жил впроголодь. Это, по-твоему, прекрасно?

Мастер подумал, что слишком устал от него. Если взвесить все за и против, то от Священника стало больше проблем, чем толку. Бизнес-модель Предания не только не устареет никогда, она станет еще более рабочей, вот только идея объединения людей должна быть переосмыслена. Верующих и глупых, но с имуществом или деньгами совсем не осталось. Идея объединения должна быть другой: религия и дауншифтинг не подходят. Но он что-нибудь придумает, и идеи есть. Вот только места для Священника больше нет.

Он посмотрел на своего верного карманного священника, вспомнил все годы, которые они работали вместе. Может быть, Франциск и не относился к категории тех людей, чьи жизни ничего не стоят, но…

— Франциск, смотри, что у меня для тебя есть.

Тон Мастера неожиданно изменился. Он снова стал таким, каким Франциск его знал. Спокойным, рассудительным. Преподобный Франциск, словно ребенок, у которого отняли детство, с надеждой посмотрел на Мастера. На него тоже свалился груз понимания, что он натворил и к каким последствиям это может привести. Изменившийся тон Мастера он воспринял как прощение и готовность снова работать вместе, единой командой, не оскорблять друг друга и не обвинять, а все вместе преодолеть… От этого у него внутри разлилось тепло. Ни имея никакой задней мысли, он с надеждой следил за руками Мастера, пытаясь угадать, что же такое может достать Мастер из тумбочки, что хоть как-то сможет его успокоить и решить все вопросы.

Мастер из тумбочки достал пистолет, направил Священнику прямо в лоб и сказал:

— Смотри, из дула сейчас вылетит Бог.

И выстрелил.

На завтрак были круассаны с клубничным джемом, гречневая молочная каша и кофе. Мы завтракали на веранде. Вернее, завтракал я, Лидия Алексеевна сказала, что встает намного позже семи утра и поэтому пока есть не хочет. Но я думаю, что она просто стеснялась есть при мне.

— Я думала о том, что вы вчера мне рассказали про ту общину, — сказала Лидия Алексеевна. — И поскольку вы все равно едите, то я выскажусь.

— Да, пожалуйста.

— Я думаю, вы правы. Если эта женщина, которая была главой общины, ничего не знала про клан, созданный внутри, то преподобный должен был знать. Люди не могут держать в себе ничего, что лично их не касается. Так всегда было. В любом клане есть руководящее звено, а есть те, кто подчиняется. И не всегда они живут в мире. И о любых более-менее значимых несправедливостях обязательно расскажут преподобному, потому что эти события толкают людей в грех. В злость. В гнев. В гордыню. А это уже епархия священнослужителей.

— Вы слышали об убийстве в церкви? — спросил я.

— Нет. О каком убийстве?

— В исповедальне сестра Татьяна обнаружила тело зарезанного мужчины. Он не был прихожанином церкви. Посторонний, его никто не знал. Но он из этих мест, из этой части Подмосковья.

— Преступника арестовали?

— Нет, — ответил я. — Неизвестно, кто убийца. Конечно, все обставлено так, как будто это священник.

— Преподобный Франциск человек не того характера, — ответила Лидия Алексеевна. — Он бы никогда не убил.

Спорить я не стал. У меня и самого не было уверенности, что преподобный был тем самым убийцей, который уложил в могилу столько людей. Не сходилось очень многое, начиная от мотива и заканчивая организацией. Зачем священнику убивать столько людей? Чтобы скрыть что-то? Но что может всплыть и стать таким ужасным для священника? Стоит ли эта тайна смерти двадцати трех человек? Ответа у меня не было.