Сергей Федоранич - Бог тебе судья

Интересно, как часто, глядя на это озеро, она думает о том, чтобы в нем утопиться?

Гнев застилал глаза. Но даже сейчас они сохраняли свое давнее правило. Не общаться, используя свои настоящие имена. Только Мастер и Священник.

— Это полный провал, — сказал Священник. — У нас опять ничего не вышло. Мы уже перешли все границы, мы убили столько людей… И все без толку. Если раньше пропадали люди, которые уходили в секты, отгородившись от внешнего мира, то теперь нам пришлось убить столько людей, исчезновение которых не прошло незамеченным. И все равно никакого эффекта.

Мастер исподлобья посмотрел на Священника. Дошло, наконец? Ну и как Мастер сразу не понял, что Священнику нельзя доверять? Ведь это же размазня, ни на что не способный белый воротничок! И ведь столько времени он верил в него, думал, что нашел наконец преданного союзника и партнера по делу! Но нет, он снова допустил опасную ошибку.

Все выглядело логично: Священник — тот самый человек, поверенный Бога, которому можно сказать правду, и он все простит. Кто еще может так сделать, кто? Никто. Но нельзя было возлагать на него обязательства, которые ему не под силу. Проследить за исполнителями — можно, принимать исповеди и передавать их суть — тоже, а вот зачищать — нет.

— Скажи, пожалуйста, чем ты руководствовался, когда принял решение убить этого человека прямо в исповедальне? — спросил Мастер.

— Я понимаю, что это может выглядеть как иррациональный поступок, — сказал Священник. — Но на самом деле это не так. У меня было время принять решение и обо всем подумать. Я оценил риски. Понимаешь, он пришел и исповедался, и он был готов жить так, словно и нет за ним греха. Строго говоря, и не было никакого греха, он просто прятал трупы. Но он тупой. Он бы распустил язык.

— А если бы это была подстава? Если бы снаружи ждали полицейские?

— Я зашел после него, на улице никого не было. За стеной была сестра Татьяна. Ты же знаешь, она своя, она никому никогда…

— А что ты будешь делать, когда полиция проверит твое алиби и выяснится, что в Преображенской больнице тебя не было? Ты думаешь, они не смогут понять, что ты был в исповедальне и всадил нож в живот тому парню?

Священник молчал.

— Еще раз повтори, что тебе рассказала сестра Татьяна.

— Она сказала, что к ней приходил человек, который назвался именем Виктор Черемушкин. Он спрашивал про меня, просил нас связать. Про убийство в исповедальне он ничего не знал. Он сказал также, что в деревне Шипаево произошло происшествие и я могу что-то знать, потому что я духовник этой деревни. Она сказала ему, что я — экзорцист. Это все.

— Где он сейчас?

— Она направила его к Лидии Алексеевне.

— Зачем? Боже мой, вы меня убиваете! На хера она отправила его к этой полоумной старухе? Чтобы она все ему рассказала?

— А что она может ему рассказать? Про своего сыночка?

— Ты понимаешь, кретин ты божественный, что от Славы след ведет ко мне? А если сюда вмешается Гриша, он сразу все поймет! Ему не составит труда сложить два плюс два, в отличие от тебя!

— Мастер, ты перегибаешь палку. Это не я отправил этого парня к Лидии Алексеевне, а сестра Татьяна. Разбирайся с ней сам, как хочешь. Хочешь — убей, хочешь съешь. Мне плевать.

Мастер вышел из дома. Священник чуть погодя вышел следом. Мастер достал сигареты и закурил.

«Мне придется отложить запуск пятого проекта, — подумал про себя Мастер. — И мое восхождение откладывается снова на годы. Не получается создавать не секты, это уже очевидно. Четыре провала. Четыре. Люди неуправляемы, им нельзя ничего доверить. Чтобы взойти до самой высокой ступени Предания, мне нужно иметь в полном повиновении очень много людей, этого ни разу не удалось сделать. Можно было бы просто купить сектантов, но Иеговистов прикрыли, и где теперь их брать? Остался один сброд. Но тогда я еще верил, что Предание нужно осуществить своими силами, действительно убедить людей… Ацтеков-каннибалов придумал, посадил зерно в общину, чтобы постепенно люди сплотились вокруг одной идеи и заболели ею, чтобы жертвовали своими деньгами и собой ради идеи. Но скопировать секту, собрав людей по какому-то принципу, просто не получилось. Они разрушились сами по себе, и убедить их продать недвижимость и вложить все деньги в идею тоже не получилось. Кое-как себя обеспечивали. И не были в подчинении, даже те крохи — двадцать человек, которые согласились, и те в последний момент передумали. Пришлось уложить всех. А еще потом Елизарова со своими детьми совестью обзавелась и стала капризничать и говорить, что ничего делать больше не будет и пойдет в полицию с повинной. Судьба детей, видите ли, ее озаботила. Ничего не получилось, ничего! Какой из меня Мастер? Я просто ничтожество».