Анатолий Степанов - Деревянный самовар

– Тут ваши киношники неподалеку снимают. Заскочим?

– Интересно? – догадался Смирнов. Чекунов кивнул. – Ну, тогда заскочим.

…Запрещало кинематографическое начальство обнаженную натуру. Партия и правительство считали, что советский простой, неноменклатурный человек, увидя голую бабу не экране, тут же впадет в сексуальное неистовство и, выйдя из кинотеатра, без разбора начнет насиловать всех особ женского пола. Партия и правительство оберегали простого советского человека.

– Тишина! – завыл кинорежиссер Казарян. – Мотор! Начали!

Помрежка, в закатанных по колено тренировочных штанах, стоя в воде, щелкнула хлопушкой и прокричала неизвестно кому:

– Кадр сто восемнадцатый «б», дубль третий!

Возмущенная дочь тайги, храня свою девичью честь, попыталась выскочить из лодки, где ее хотел облапить развратный столичный совратитель. В легком белом платьице, в туфлях на высоких каблуках, она поскользнулась и плашмя рухнула в воду. Но сильная, ловкая, истинная русская девушка из глубинки, она мощно пронырнула до мелководья, тотчас встала и пошла, гордо неся красивую свою голову.

Где армянин пройдет – еврею делать нечего. Роман знал свое дело туго. Восставшая из воды, правда, без пены, как Венера, дочь тайги явила съемочной группе и миру женские свои прелести во всей красе. Белое батистовое платье, облепив героиню, как бы исчезло. Небольшие, но тяжелые груди с торчащими от холода темно-коричневыми, в коричневых окружьях, сосками, плоский с углублением для пупка живот, тонкая и подвижная талия, мерно перекатывающиеся крутые бедра и черный лобок. Таежная нимфа шла на камеру. Сзади ее догонял мускулистый соблазнитель.

– Стоп! – прокричал Казарян. Тихо спросил у Толи Никитского: – У тебя все в порядке? – тот кивнул. Тогда последовало долгожданное: – Снято! На сегодня – все. Завтра съемка здесь же!

– А и впрямь персик! – оценил героиню фильма Смирнов, наблюдавший вместе с Чекуновым съемку со стороны. – Как там выразился ваш партийный вождь секретарь райкома Георгий Федотович? Дай Бог памяти… Ага! «Крепенькая такая, складненькая, кровь с молоком! И артистка выразительная». Партия всегда права!

Чекунов осторожно покосился на Смирнова и тихо посоветовал:

– Не надо бы так, Александр Иванович…

– А почему? – прогремел Смирнов.

Выпучив глаза и скривив рот, Чекунов незаметно кивнул на черную «Волгу», которая скромно пристроилась за кодлой вокруг съемочной камеры. У «Волги», инспекторски заложив руки за спину, сурово наблюдал за выразительной съемкой помянутый Смирновым всуе Георгий Федотович.

Девицы из группы запихали таежную деву в автобус, и через минуты три явила она себя обыкновенной ВГИКовской девицей в свободном свитере до колен и джинсах. Но Георгий Федотович, вероятно, не смог забыть восхитительной картинки водяной феерии, потому что сразу направился к ней, мечтательно улыбаясь.

– Вы изумительно сыграли эту сцену, Наташа, – высказал свои ощущения секретарь райкома.

– И задница тоже, – добавил подошедший сзади Олег Торопов. – Гитара, Наташка, чистая гитара! К глубокому сожалению, не мог видеть, как играло то, что спереди.

– Дурак! – не очень обидно заметила Наталья, а Георгий Федотович свинцовым нехорошим взглядом окинул Торопова с ног до головы. Молча.

– Надолго к нам на съемку, товарищ секретарь? – как ни в чем не бывало осведомился Олег.

– Случайно проездом. Рядом оказался, – вдруг стал оправдываться Георгий Федотович.

– И милиция случайно? – вопросил уже у Смирнова с Чекуновым всевидящий менестрель.

– Все приключений на свою задницу ищешь, гитарист Иванов-Крамской, – спокойно отметил Смирнов. – А песни о подполковнике Смирнове нет и нет.

– Виноват, – признался Олег. – Ночью другое сочинил: о некурящем директоре леспромхоза.

– О нашем? – заинтересовался секретарь. – Об Игнате Ефимовиче?

– А черт его знает. Может, и об Игнате Ефимовиче, – ответил Торопов.

К светски беседовавшей компании подошел Толя Никитский и сказал Наташе с большим удовлетворением:

– Наташка, через дырку жопа твоя и титьки, как мраморные. Венера, Венера.

Деланно смутиться новоявленной Венере не дал незаметно возникший Казарян. Он пощупал Наталью за задницу и сообщил:

– Слухи о мраморной жопе сильно преувеличены.

Георгий Федотович дважды кашлянул, напоминая, что подобные непристойности при нем неуместны, и, добившись относительной тишины, предложил:

– Роман Суренович, Наташа, я могу вас подкинуть до города, – и оглядев остальных, добавил огорченно: – Свободных мест в «Волге» только два, к сожалению.