Анатолий Степанов - Деревянный самовар

– А как вы меня так быстро разыскали?

За чужую разговорчивость на твой вопрос надо платить разговорчивостью на его вопрос.

– Все очень просто, Миша… Если этот человек собирался приехать в Нахту в сумерки, но не очень поздно, он мог воспользоваться десятью скотовозками, не более. Казарян обратился к вашему диспетчеру, и тот назвал ему эту десятку. А то, что почти сразу на тебя вышел, – маленькая удача.

– Это потому, что я недалеко от базы живу.

Бренча пустым кузовом, проехал мимо них на малой скорости дружочек Михаила, Жека, сделал из кабины ручкой и растворился в пыли.

– Ну, где? – служебным уже тоном спросил Смирнов.

Ровно в семь Смирнов вошел в свой номер. Но генерала будить не пришлось: из ванной доносились журчание душа и хриплое, но бодрое пение:

– Она тебя вчера раскачала! – подойдя к двери ванной, крикнул Смирнов. Сквозь шум воды генерал все-таки услышал подначку, выключил душ и, уже растираясь жестким полотенцем, откликнулся:

– Теперь пусть мою печаль о причал раскалывает!

– А палуба – кто? – спросил Смирнов. – Иносказательно – начальство?

Расстроил генерала Смирнов упоминанием о начальстве. Обмотав чресла полотенцем, он, подобный рабу с египетских фресок, явил себя пред веселыми очами Смирнова.

– Начальство не печаль мне раскалывает, начальство при удобном случае готово расколоть мне башку!

– Ой ли, товарищ начальник! – засомневался Смирнов. – Прямо как у Чуковского: волки от испуга скушали друг друга! – и деловито, без всякого перехода поинтересовался: – Опохмеляться будешь?

– Неплохо бы, конечно… – в раздумчивости заметил генерал, надев трусы и майку. – Но ведь скоро прилетят…

– Не самогоном же я тебя опохмелять буду, – успокоил его Смирнов и вытащил из заднего кармана штанов разлюбезную бутылку «Греми».

– Чайку бы еще покрепче, – попросил генерал, влезая в галифе.

– Сейчас Жанка принесет, – пообещал Смирнов.

– Я бы тебя к себе начальником ХОЗУ с удовольствием взял, – сделал непонятный комплимент генерал, натягивая сапоги.

Постучав ногой в дверь, Жанна ногой же открыла ее. Руки были заняты подносом с двумя чайниками и большой тарелкой с мелкой и сладкой закусью.

– Привет, – сказала она, поставив поднос. – От нашего стола – вашему столу.

И спокойно так похиляла на выход. Генерал обиделся, как мальчик:

– А почему не с нами?

– Мне еще с десяток похмельных оглоедов в себя приводить надо. Конец экспедиции. Сегодня улетаем и уезжаем, – объяснила уже из коридора Жанна.

Смирнов налил в один стакан сто пятьдесят граммов. Генерал, затягивал шикарную портупею, поинтересовался:

– Это кому же?

– Тебе, Петрович.

– Один – не буду, – обиделся генерал, уселся за стол и демонстративно налил себе чашку чая. Хлебнул, обжегся, обиделся еще больше.

– Мне весь день, как наскипидаренному коту, бегать надо, – объяснил свое воздержание Смирнов. – Ну да черт с тобой!

И налил себе сотку. Чокнулись, выпили и захрустели печеньем.

– Петя, твой козырь – руководитель лагерной самодеятельности Бармин Иван Фролович, – не выдержал, заговорил о деле Смирнов. – Он единственный из информированных, кто не участвовал в последнем сговоре. Он должен быть только твой, никому его на исповедь не отдавай.

– А как мне лучше этим козырем пользоваться? – не счел зазорным попросить совета у низшего по чину генерал.

– Постарайся присутствовать на допросах основных фигурантов. Они известны: Эрнест Семенович Лузавин и Роберт Евангелиевич Воронов. Отдай их только одному, важняку, допустим. А сам начальственным наблюдателем сиди и слушай все от начала до конца. Потом, по тем же вопросам, которые задавал этим двоим важняк, передопроси Ивана Фроловича. И будь уверен, сразу появятся противоречия и такие зазоры в показаниях двоих, что колоть их до задницы будет не сложнее, чем кедровые орешки щелкать.

– Втягиваешь меня в крупное дело, да, Саня? – догадался генерал.

– Угу, – пространно Смирнов ответить не мог: чай медленно пил.

– А мне это надо?

– Не знаю.

– А тебе это надо?

– Не знаю.

– Что же ты знаешь? – рассердился генерал.

– То, что знаешь и ты. То, о чем ты вчера пьяный говорил. Что ты – профессионал, что тебе нравится твое дело и ты умеешь делать его хорошо. Так делай же свое дело, Петя!

– Налей еще грамм сто, – попросил генерал.