Вячеслав Белоусов - Тайны захолустного городка [litres]

– Правда всё же! Не врёт тётка.

– Только не ведьма она. Просто очухалась ночью в больнице и отправилась к своим артистам. Её попутной машиной мужик подбросил и даже ничего не заподозрил, что больна она.

– В бинтах же?

– А на ней косынка была.

– Значит, скоро выздоровеет, раз на ноги встала. Может, Бог даст, и заговорит. Тогда уж убийцам несдобровать.

– Тогда да.

– А мужика её тоже нашли?

– Нашли. Утром следующего дня, как она приходила к артистам.

– Как чуяла? Там же, у того бакена, нашли?

– Нет. Его на остров занесло. В другом месте. Но от деревни недалеко.

– Не врёт Пелагея. Всё сходится.

– А я вот пришёл тебя проведать, – переминался с ноги на ногу Матвей.

– А у брата, значит, для меня времени не нашлось? Пьёт небось?

– Перестал. Отучил я его.

– Ох, уж отучил! Так я и поверила, – Зинка зло повела плечами, села за стол, пододвинула табуретку гостю. – Садись, коль пришёл. Сам-то опухший какой! На пару гуляете?

– Это от недосыпа, – присаживаясь и придвигаясь поближе к Зинке, мягко сказал бородач. – По ночам рыбой занимаемся. От тебя чё скрывать-то? Денег на дорогу коплю.

– Настрогал капиталы?

– Капиталы не капиталы, а съезжать собираюсь.

– Скатертью, как говорится, – отвернулась Зинка, не улыбнувшись. – Что и времени не было ко мне забежать? Проведать? Может, я здесь лежу, загибаюсь.

– Такая загнётся, – осторожно погладил её по полной руке Матвей, – такая как ты, не одного мужика загонит, если захочет повеселиться… Вот, пришёл.

– Что это спохватился?

– С собой звать.

– С собой? Эк чево надумал! Да я и не знаю тебя совсем.

– И что?

– Опять всё у тебя с кондачка… Тогда лапать полез, сейчас – в невесты. А виделись два раза.

– Не молодые вроде.

– Да и не знаю я тебя.

– А я расскажу. – Матвей легонько приобнял Зинку за то место, где когда-то была талия, Зинка не пошевелилась, замерла только. – Работы не чураюсь. Дом у меня за Уралом. Родители ещё живы. Детей, жены нет. Бабы были, не скрываю, но так, твари в основном.

Она отстранилась, но руки его не сбросила, лишь сказала:

– Ты выражения-то выбирай.

– А они того стоят.

– Всё равно. Не люблю я, когда на женщин так ругаются.

– Хозяйство там у меня оставалось. Отец приглядывает. Писал мне. Он мужик крепкий. Там весь люд такой. Вот я, видишь, – Матвей оправил бороду, выпятил грудь. – Если что, защищу.

Зинка отодвинулась ещё, оценивающе оглядела его, заглянула в глаза:

– Брешешь небось! Приедешь туда, там вошь на аркане, а не дом, да ещё какая-нибудь баба с голодранцами. Надругаешься и погонишь назад.

– Да, что же мне, перекреститься, что ли?

– А перекрестись, раз православный.

Матвей поднялся из-за стола, громадный с рыжей бородой и, не моргнув глазом, перекрестился. Зинку пробрало, чуть ли не до слёз.

– Я мужик простой. Ты мне враз приглянулась, – не садясь, продолжал Матвей. – Одену тебя, как королеву. Будешь, как сыр в масле кататься. Не то, что в этом дерьме.

– Ну-ну. Я горб здесь чуть не нажила. Всё своими руками, – защищалась Зинка, потупясь. – Без мужика, знаешь каково?

– Ты баба видная, справная. – Керзун наконец присел и теперь уже крепче обнял Зинку. – Работы тоже не боишься.

– А дом на кого оставлю? У меня, хоть и не хоромы какие, а хозяйство немалое. Три гуся, утки, десяток кур, корова с телёнком. Это не шутка. Всё распродавать? Покупателя не найдёшь.

– Зато там…

– Слышала уже. Тайга. Места – заблудишься. Медведи…

– Вот мы их ловить и будем да шкуры дубить. Там народ вольно живёт. Что поймает, добудет, то и его. Там деньги не нужны. На свои руки и ноги надейся.

– Расписываешь, так прямо сказка. Только слушай.

– Соглашайся.

– А дом?

– Опять ты за своё… Дом братану пока оставишь. Ильдуска справится. И тётка Пелагея за ним присматривать будет. А когда устроимся, понравится тебе там, возьмём и его к себе. А он здесь покупателя на дом найдёт.

– Ильдуску-то с собой?

– Он там и остепенится. За ум возьмётся. Может, жинку подыщет. А водки там нет. Народ изредка, по праздникам, самогонкой балуется. Некогда пьянствовать.

– Занятно говоришь, – хмыкнула Зинка. – Растревожил душу. Прямо забирает.

– Думай. Только такие решения враз надо принимать. Раз – и отрезал.

– Круто берёшь. Раз и отрезал… Я тут, считай, всю жизнь прожила.

– И что хорошего видала? А там новую жизнь начнём.

Зинка вдруг почувствовала, как слёзы покатились у неё по лицу:

– Нечего вспомнить… С Толяном солнышко выглянуло, да не успела я согреться. А остальное – сплошная ночь.